— Просто цирк какой-то… — прокомментировал Лавров и спокойно сел за стол.
— После того как я им починил насос в артезианской скважине, они считают меня братом Белого Масая. Вы не слышали легенду о Белом Масае?
— Доводилось, — ответил Виктор, которому не терпелось перейти к разговору о камне.
— Они тут все одичали, — словно поддразнивал журналиста ученый, оттягивая основную тему разговора. — После ухода колонизаторов, которые построили им этот сарай, сделали водопровод и вырыли скважину, они не знали, как всем этим пользоваться… Вот пришлось все налаживать.
— Густав, я…
— Понимаю, понимаю вас, Виктор. Но и вы меня поймите. Я не могу вот так просто доверять первому встречному. Пусть даже я его видел один раз пять лет назад…
— Что же вас так испугало, что вы перестали доверять людям?
— У меня возникли трения с министерством культуры Эфиопии, — объяснил канадец. — В одном из подземных храмов эфиопского города Лалибела я обнаружил «Евангелие от Павла» — это сборник протоколов допросов первых христиан, лично знавших Иисуса. Все протоколы представляют собой логию в форме вопросов-ответов.
— Но я слыхал, что они уничтожены! — изумился Виктор. — Сожжены самим Павлом.
Стурен недовольно поморщился, будто любое возражение причиняло ему боль.
— …Подлинность папирусов не вызывает сомнений. Я отрезал кусок документа и отправил своему другу, профессору Зубу, в лабораторию в Дрезден… Вы знаете, кто такой профессор Зубу?
Виктор сталкивался с Марионэлом Зубу на нескольких научных конференциях. Крепко сбитый мужчина с коротким светло-русым ежиком волос, серыми, будто прозрачными, глазами и без чувства юмора. Он больше смахивал на охранника, чем на ученого, однако внешность бывает так обманчива. «Ты сам-то на кого похож, Лавров?» — думал журналист, вспоминая ученого с молдавскими корнями.
Но переговоры продолжались, и Виктор быстро вернулся в их русло.
— Так эфиопы, по идее, наоборот, должны были обрадоваться такой находке, — удивился журналист.
— Понимаете, — пояснил Сутрен, — я никому не сказал о своей находке…
— Вы… украли ее?
Густав нахмурился:
— Как говорят у вас: в большой семье… клювом не щелкают.
— У вас прекрасный русский язык! — отшутился Виктор.
Густав Стурен говорил по-русски с акцентом, но не с таким, как у Сигрид, а с тем, какой бывает у англоязычных людей. «Родной язык у тебя все-таки не шведский, а английский», — подумал Лавров.