— Кто такой Белый Масай?
— О-о-о! — восторженно пролепетал худой великан. — Это самый сильный, справедливый и умный Дух Африки!
— Да-а-а? Ну, тогда это точно не я, — засмеялся Виктор. — А легенда о нем есть?
— По-разному говорят, бвана, — сосредоточенно изрек Нима. — Одни говорят, что это переродившийся жираф, которому надоело, что львы воруют его детей. Другие — что это масай, родившийся белым. В племени его стали обижать за то, что у него плохой цвет кожи, и в конце концов выгнали его и после этого он стал таким, как есть. Но я больше склоняюсь к третьей версии…
— Ну, поведай! — заинтересовался Лавров.
Ему было очень смешно оттого, что Нима говорит языком следователя. Услышать «склоняюсь к третьей версии» от потомка эфиопского скотовода — это нечто.
— Говорят, что Белый Масай вообще не с нашего материка. Что он живет там, где целые горы из холодной ваты (так Нима называл снег), как на Килиманджаро. И оттого он сам белый. А второе имя у него Па́юл.
— Во как! — неподдельно удивился Виктор, глядя на Сигрид. — Паюл. У нас в армии был прапорщик по фамилии Паюл… тупой-тупой…
Сигрид ничего не сказала, только тихонько засмеялась в ответ, а Нима так увлекся рассказом, что не замечал реакции гостей:
— Древние говорили, что Белый Масай приходит тогда, когда кругом беда и некуда от нее деться. Приходит и насылает на врагов все проклятья сразу.
— Бред какой! — громко фыркнула Сигрид. — Какой дурак это придумал?
Виктор приложил палец к губам и глазами показал на снимающего оператора.
— Пойду-ка я лучше спать, — шепотом ответила Сигрид.
Однако уснула дочка миллионера ненадолго. Ее лица легонько коснулась маленькая бабочка, и она вскочила с отчаянным воплем. Прибежал Лавров, голый по пояс, со своим легендарным гвинейским тесаком в мускулистых руках. Он осмотрелся и вопросительно посмотрел на шведку.
— Прошу прощения, — Колобова стеснялась поднять на него глаза. — Мне приснился этот кошмарный паук, простите меня!
Наконец она посмотрела ему в лицо и в тени палатки заметила, что его светлые волосы уже на две трети седые, просто на свету это не так заметно. Седой, мускулистый, с венами, выступившими на руках, сжимающими гвинейский нож, он смотрел на нее и молчал. А она была такой нелепой здесь, в Африке. Представлялась сильной скандинавской женщиной-викингом, а сама, со своими натянутыми до предела нервами, пугается обыкновенной бабочки.
Лавров развернулся и, так ничего и не сказав, вышел из палатки.
— О-о-ох! — перевернулась на живот молодая женщина и спрятала от стыда лицо в кулаки.
— Я слышал, как кто-то кричал, — к Лаврову подошел режиссер Хорунжий.
— Тебе показалось, — пожал плечами журналист. — Я ничего не слышал.