Тому есть две причины. Во-первых, религия привносят в схватку опасный компонент, который в иных обстоятельствах может и не наблюдаться. Люди в любом случае прибегают к насильственным действиям. Но если они могут себя убедить, что это выражает их послушание Богу, шансов на милосердие или смягчение конфликта становится гораздо меньше. Во время религиозных войн в Шотландии XVII века боевой клич одной из сторон был: «Бог и никакой пощады». Имелось в виду: пленных не брать, никакого милосердия. В вечерних новостях мы видим, как исламские группировки на Ближнем Востоке сражаются друг с другом, и – окажись мы там, – вероятно, могли бы услышать, как они призывают Аллаха, запуская ракеты.
Оправдывая поступки подчинением справедливому Судие Вселенной, ты просто не можешь ошибаться. «Бог и никакой пощады»! Именно поэтому конфликты между религиозными фанатиками могут продолжаться веками – без единой попытки какой-либо из сторон найти примирение. И когда старой вражде требуется новый заряд энергии, иногда используется так называемая «политика идентичности». Вооружившись вероисповеданием, которое противопоставляет ее другим, непопулярная группа получит цель и чувство идентичности. Вера может облегчить тоску по дому. Или отравить яростью. Или дать причину взорвать себя в переполненном метро Лондона в 2005 году.
Если первая причина, по которой нас беспокоит религиозное насилие, это нерациональная напряженность, которую оно привносит в конфликты, то вторая – в ужасной противоречивости его сути. Зачастую атеисты видят это гораздо лучше верующих. Называется оно Богом. Большинство религий основываются на утверждении, что Бог является высшей реальностью и что Он создал моральный кодекс. Религии могут формулировать это по-разному, но все они воспринимают Бога как всеобщего родителя. Как говорится в Новом Завете, Богом «живем и движемся и существуем» (Деян 17:28).
Но если все мы – божьи дети, почему же Бог так много раз повелевал одной части этой мировой семьи уничтожать другую? Почему Его любовь к своим еврейским детям должна выражаться в уничтожении своих палестинских детей? Почему позже Он же предпочел христианских детей иудейским и поощрял своих новых фаворитов уничтожать собственных братьев и сестер? Почему Он приказал своим мусульманским детям, почитающим Его как Единственного, преследовать своих языческих детей, почитавших Его как Многих? Почему в истории религии так много насилия, и все оно совершается группами, убежденными, что Бог на их стороне?
Если нас не устраивает версия о том, что Бог выдвигает фаворитов (подобно выжившему из ума тирану), тогда возможны два объяснения. Очевидное – предположить, что Бога нет, а то, что называется им – человеческое изобретение, направленное, среди прочего, на оправдание стремления людей к агрессии и ненависти к чужакам. Избавившись от Бога, мы не решим проблему насилия, но уберем одну из отговорок.
Если же мы не хотим бросать Бога, придется подумать. Спросим себя, что более вероятно: что Бог – кровожадный маньяк, каким его часто представляет религия, или что религия ошибается и спутала собственную жестокость с беспощадностью Бога? Если предположить второе (а не то, что Он монстр, каким его иногда описывают проповедники), то возникает новая проблема.
Оказывается, религия может быть большим врагом Бога, чем атеизм, Последний утверждает, что Бога нет. Если Он существует, то атеисты его, скорее, забавляют, чем возмущают. Но если Бог не монстр, то его вряд ли будут забавлять религиозные лидеры, описывающие его таковым. Вот мы и приходим к заключению: хотя религия и претендует на открытие подлинной природы Бога миру, в значительной степени она скрывает его за густым туманом собственной жестокости.
В писаниях мы то и дело обнаруживаем намеки на то, что религия – самый главный оппонент Бога. Мы видим это в словах Иисуса, говорившего, что легко использовать религию не только как причину делать плохие вещи, но и повод не делать хорошие. Именно плохая религия побудила первосвященника и его помощников не проявить сочувствия, поскольку человек, оказавшийся среди воров, не был одним их них!
Да, религия была и остается причиной страшных вещей. Да, она оправдывала это Богом. Поэтому если мы считаем Бога любящим творцом Вселенной, тогда либо он не существует, либо религия его неправильно понимает. В любом случае церковь должна вызывать у нас подозрения. Но это не значит, что нам ее обязательно следует отбросить. Мы можем сохранить ее, но со смирением, признавая все зло, ею совершенное, как и все добро. Это наше решение.
Впрочем, нашлись те, кто оказался настолько возмущен кровавой историей религий, что решил усмирить их и поставить на место. В последней главе мы посмотрим, как они это делали.
Глава 40
Конец религии?
Моя собака ненавидит первые выходные ноября. В садах и парках поблизости люди взывают фейерверки до глубокой ночи. Шум пугает Дейзи, и она пытается скрыться, выкопав нору в ковре моего кабинета. Опасности нет, но я не могу ей это объяснить. У нее есть гиперактивный механизм обнаружения агентности[17]. Она видит угрозу, которой не существует – это может случиться с каждым из нас! Скрипнет пол на чердаке, и нам кажется, что залез грабитель. Рациональная часть вмешивается, и мы понимаем, что это просто ветер и старые доски. У Дейзи нет навыка такого рассуждения, чтобы понять, почему в начале ноября случается этот кошмарный пороховой сезон. Она запрограммирована реагировать на шум, убегая, и никакие объяснения не помогут ей понять, что никто за ней не гонится.
Дейзи не единственное существо в истории с таким синдромом. Он веками влиял на большую часть человечества. Религия учила людей, что мир контролируется не природными законами, а сверхъестественными силами. Это представление обозначается словом «суеверие»: вера в то, что вещи могут происходить магическим путем, без естественной причины. Такой образ мышления стал меняться в XVII веке – в период, известный как Просвещение, – когда суеверия как главный способ объяснить происходившее в мире оказались заменены наукой. Все имело естественную причину. Для всех событий были рациональные объяснения. Девиз Просвещения – осмелимся знать. Не поддавайся суевериям, познай истинную причину вещей. Одним из следствий Просвещения стало ослабление власти сверхъестественных объяснений над умами человеческими. Свет пролился в головы, и люди стали думать сами.
Другим импульсом эпохи Просвещения стало отвращение от веков религиозного насилия. Суеверие само по себе плохо, война гораздо хуже. Мыслители эпохи Просвещения замечали, как религии вечно спорят между собой. Каждая считает, что обладает Божественной истиной, а остальные заблуждаются. И когда такая церковь приобретала контроль над территорией, она стремилась заставить каждого плясать под ее дудку. Еще хуже обстояли дела, когда несколько религий конкурировали, готовые вцепиться друг другу в глотку – как было в Европе с эпохи Реформации. При этом, если их было, скажем, 30, то, казалось, они мирно сосуществовали!
Просвещение сделало из этого два главных вывода. Во-первых, чем больше религий в обществе, тем безопаснее для всех. Наилучшей гарантией мира стала практика толерантности и запрет дискриминации. Во-вторых, хотя отношение к религии и должно быть толерантным, ей никогда нельзя давать контроль над обществом. Власть религиозных лидеров должна ограничиваться их собственными общинами.
Этот принцип строго соблюдался только в США – сказывалось влияние идей Просвещения на авторов тамошней Конституции. Они помнили, как первые поколения переселялись в Америку, чтобы избежать религиозного преследования в Европе. Таких гонений они и хотели избежать в своей новой Земле обетованной. Именно поэтому Томас Джефферсон, один из авторов Декларации Независимости и третий президент молодой республики, советовал американцам не издавать «никакого закона относительно установления какой-либо религии или воспрещающего свободное исповедание всякой религии»[18]. Нужно построить стену, отделяющую Церковь и Государство. Это стало одним из фундаментальных принципов США.
В Европе ситуация была осложнена тем, что Церковь и Государство связывали века непростых отношений. Но идеи Просвещения начали подрывать авторитет религии в государственных делах. Со временем в Старом Свете произошел еще более радикальный разрыв между Церковью и Государством, чем в США, где религия, хоть и не имеет официального положения, по-прежнему наделена значительным социальным и политическим влиянием.
В Европе возникло то, что называется светским государством. Слово «светский» – или «секулярный» – связано с латинским словом
Мы убедились, что многие религии дискриминируют женщин. Их священные тексты говорят, что Бог создал женщин в качестве помощниц для мужчин, а не для того, чтобы у них была какая-то власть. В светских обществах дискриминация женщин, с точки зрения морали, считается неправильной и в некоторых случаях воспринимается как преступление, разбираемое в суде.
ebooksa