Робинзоны космоса

– О чем вы поете?

Тераи вздрогнул, словно внезапно пробудившись ото сна.

– О водах Ируандики.

– Красивая песня.

– Мне бы не следовало ее петь – это женская песня! Но ихамбэ уже привыкли к моим чудачествам. Я сделал вольный перевод на французский. Хотите послушать?

– Да, с удовольствием.

Тераи положил весло поперек пироги, и с него начали падать мелкие капли. Он запел:

Воды ИруандикиНесут мою пирогу,Лтэ, Лтэ, ты от меня далеко!Ты ушел из моих объятийВ предрассветном тумане.Дважды уже вставалиТри луны над горами,Дважды без тебя угаслоСвященное пламя.Ты ушел и растворилсяВ предрассветном тумане.Говорят, какая-то девица из Кено, —Да заберет ее Антафаруто! —Похитила твою душу.Ты уплыл от меня,На весло налегая,Но однажды вернешься,Вернешься с печалью на сердце,Я знаю это, да, знаю!Но, устав тебя дожидаться,Я и сама улетаю,Улетаю, чтобы растаятьВ вечном тумане!

– Это песня ихамбэ? – спросила Стелла, когда он умолк.

– Да. У моих друзей поэтическая душа. Кстати, там, где в песне упоминается сердце, в оригинале речь идет о другом органе, скорее близком к нашей селезенке. Но кто знает, где у нас душа? Никому не известно, когда и кто сочинил эту песню. Теперь ее обычно поют покинутые женщины или вдовы. Но она не старше четырехсот лет, потому что до этого ихамбэ жили не у берегов Ируандики, а в бассейне Бетсиханки. Впрочем, название реки легко заменить, и даже ритм не изменится.

– Научите меня этой песне!

– Только не здесь. Вы не имеете права ее петь. Если я, мужчина, пропел ее, это говорит только о моем дурном воспитании, не больше. Но если вы ее запоете, это уже будет святотатством! Я научу вас потом, когда мы вернемся в Порт-Металл.

– Господи, до чего же ваши ихамбэ усложняют жизнь своими обычаями!

– А чем лучше ваши, мадемуазель? Почему, например, ни на одной земной вечеринке нельзя даже заикнуться о серьезном деле? Это, видите ли, табу! Представьте себе, какой выйдет скандал, если я на приеме у вашего отца – допустим, он меня когда-нибудь пригласит! – отведу в уголок одного из ваших инженеров и спрошу, что он думает о таком-то месторождении. «Деревенщина! – зашипят все. – Разве не знает, что об этом можно говорить только в конторе!»

Стелла рассмеялась:

– В ваших словах есть доля правды. Я сама порой чуть не засыпала на таких приемах.

– О, значит, для вас еще не все потеряно! Я не очень жалую вашего папеньку, но, чтобы добраться до того поста, который он занимает, явно нужны были и ум, и энергия, и способность отличать важное от случайного. Он свил для вас теплое гнездышко, а вы его покинули. Теперь вам придется заботиться о своем гнезде.

– Что я и делаю! Вы же знаете, что после ссоры с отцом…

– По закону он в любом случае обязан оставить вам не менее четверти своего состояния. Aurea mediocritas[23], как сказал бы Гораций.

– Простите?..

– Ах да, я забыл. Вы же не знаете латыни. А у меня она сидит как кость в горле со школьных времен – вот я иногда и выплевываю отдельные фразы. Этот древний язык еще преподают кое-где, например в лицеях Папеэ́те. В общем, я хотел сказать, что вам достанется кругленькая сумма!