— Вот как? А ты забыл, что было до этого? Не прошло и суток, как нам на нашу просьбу прислать самолет с Большой земли ответили согласием. Об этом ты уже не думаешь, потому что тебя распирает от нетерпения.
— Ничего меня не распирает, просто я считаю своим долгом…
— Ради бога, только не спорьте, — прервал их Фриц. — Так легче прийти к взаимному пониманию. Ведь если мы окажемся в затруднительном положении или получим приказ двигаться дальше на запад, в каждом из этих случаев мы должны встретиться с капитаном Невойтом.
— Что ты понимаешь под затруднительным положением? — не отступал Вилли. — И что рационально, а что нет? Сами мы спокойно добрались до Оппельна, а вот удастся ли это сделать большой группе, я не знаю.
Друзья поговорили еще несколько минут, но к общему мнению так и не пришли, тем не менее распределили, кому что нести.
В подготовку к переходу включился и Антони, который от кого-то из посетителей мельницы узнал, что накануне самолеты бомбили вовсе не Люблинец, а хутор: то ли летчики ошиблись квадратом, то ли приняли мельницу за какой-то военный завод. Обо всем этом рассказал патриотам Юлиан, вернувшись из города. Говорили, что было сброшено более восьмидесяти бомб, почти все они упали в поле или в садах и лишь одна угодила в небольшой дом. Все его обитатели погибли. Когда Черный вернулся домой, соседи уже начали откапывать трупы его родителей и сестер.
Черному явно не везло. Его беспокоило, что Эдвард до сих пор не вернулся, а ведь он всегда был таким пунктуальным. Видимо, случилось что-то из ряда вон выходящее.
Такого же мнения придерживался и Антони.
— Я вижу, вы уже вещички укладываете, — заметил он. — Это хорошо. Если вы уйдете отсюда, нас никто ни в чем заподозрить не сможет. — Антони объяснил патриотам, что их присутствие здесь в известной степени угрожает безопасности мельника.
Патриоты решили покинуть мельницу в десятом часу вечера, а свои вещи спрятать в густом кустарнике. Идти решили по тропке, что вилась по берегу речки.
Во дворе мельницы установилась необычная тишина: не было того самого шума и гвалта, который обычно поднимали приезжающие сюда многочисленные гости. Окна в доме были закрыты, радио молчало, село казалось вымершим. И лишь со стороны Люблинца изредка доносились одинокие выстрелы.
— Итак, мы уходим, — сказал Эрнст. — Куда, об этом уже и говорить не нужно. Нам во что бы то ни стало надо встретиться с Анатолием и посоветоваться с ним, детально изучить обстановку, — энергично проговорил он.
— Идем! Сейчас очень рано светать начинает.
В это время по дороге на мельницу затарахтел мотоцикл. Патриоты бросились в кусты.
Свет мотоциклетных фар скользнул по верхушке кустов и замер на месте: мотор мотоцикла заглох. Водитель мотоцикла слез с седла и пошел к хлеву.
Фриц осторожно раздвинул кусты и тихо позвал:
— Эдвард?!
— Да. Я очень задержался. — Парень недоуменно развел руками. — Ваши друзья живы, а в остальном все очень плохо! — Затем он подробно рассказал, как проводилась облава в городе. Он потому, собственно, и задержался, чтобы дождаться конца облавы и узнать поточнее обо всех арестах. Он и Тадеуша пытался разыскать, но не нашел. Возможно, что тот погиб в бою.
Фамилия отца, когда он ее называл, открывала перед Эдвардом все заслоны, однако к Андре и Максу он так и не смог пробиться, а следовательно, товарищи в Павонкове не узнали, почему Андре не явился на условленное место. Что бы все это значило? Подразделения АК в Люблинце больше не существуют, связи с Андре нарушены. А гитлеровцы наверняка будут продолжать преследования в окрестностях. Проведение запланированной Центром операции больше не имеет смысла: сбрасывать после всего случившегося своих людей в этом аду опасно и безответственно.
Далее Эдвард рассказал, что он все-таки нашел Викторию и через нее передал Андре и Максу краткое сообщение. Он полагает, что оба они завтра, а самое позднее послезавтра, будут в Павонкове.