— Вам я советую, — продолжал Эдвард, обращаясь уже к Эрнсту, — долго здесь не задерживаться. Хоть на несколько дней, но исчезните отсюда. Вокруг села есть где скрыться. Завтра, когда фашисты окружат село, уйти будет уже невозможно. Вы должны подумать и о тех, кто здесь живет…
— Да как ты смеешь распоряжаться в моем доме? — перебил сына мельник. — Я никому не отказываю в убежище!
— Уйти мы и без того хотели, — сказал Эрнст. — Нам так и так нужно быть в условленном месте под Лебками.
— Да, уходите. Сейчас нам лучше всего расстаться, — упрямо проговорил Эдвард.
Однако мельник с трудом согласился с этим.
— Ладно, — сказал он, — раз уж вы так решили… Надеюсь, у вас все будет хорошо. Вряд ли стоило разводить такую панику! — И он вышел, с силой хлопнув дверью.
Эдвард сокрушенно покачал головой вслед уходившему отцу, потом сказал патриотам, в каком направлении им идти, чтобы город и лес южнее его остались бы в стороне, поскольку именно там гитлеровцы проводят облаву.
Патриоты обсудили предложение Эдварда, и тут перед ними возникли трудности: местности они не знали, а никакой карты у них не было. Единственная карта осталась у Андре. У мельника ее тоже не было, но он знал, что она есть у крайсквартирмейстера. Но где его теперь найти?
Фриц и Вилли считали, что идти вслепую ни в коем случае нельзя, тем более что больших лесов на их пути нет, а открытые места придется преодолевать форсированным маршем. Эрнст высказал робкое предложение, что, быть может, им удастся обойтись одним компасом.
— Исключено! — решительно бросил Вилли, подняв голову. — Нам нужна только карта. Следовательно, мы сами должны ее искать. Да и не может того быть, чтобы здесь кто-нибудь не знал, где сейчас находится Черный.
Услышав об атом, Эдвард удивился, как это ему самому такая мысль не пришла в голову. Он тут же позвал младшего брата и сказал ему:
— Сейчас же отправляйся к камараду Штуденту и передай ему, что через час он получит новую квартиру. Одновременно спроси у него, есть ли в селе гитлеровцы.
Юлиан мигом натянул на себя свою старую форму, в которой он дезертировал из вермахта, надел на голову каску и повесил на плечо карабин. Он направился в соседнее село. До его возвращения патриоты решили остаться в комнате вместе с Антони и Эдвардом. Разговор как-то не клеился. Эрнст, Вилли и Фриц, как люди деловые и дисциплинированные, не выражали своих чувств. И хотя план действий у них уже созрел, они предпочитали не говорить о нем.
Антони попытался отвлечь патриотов от их невеселых мыслей. Он, старший из братьев, ожидал приближения войны с противоречивыми чувствами. С одной стороны, он, как и его братья, желал скорейшего разгрома фашизма, с другой — опасался приближения наступающих частей Советской Армии, так как понимал, что освобождение Польши обязательно приведет к образованию рабочего правительства под руководством коммунистов. Мельница у его отца была не маленькая и, следовательно, будет рассматриваться новыми властями как крупное предприятие. Более того, обязательно найдутся люди, которые станут утверждать, что отец пользовался благосклонностью гитлеровцев. В любом случае, даже если дело обойдется и без тюрьмы, мельницу, разумеется, конфискуют, так как все патриоты-антифашисты, которые нашли здесь, на мельнице, помощь и убежище, к тому времени уйдут дальше на запад и в самый нужный момент, когда понадобятся их свидетельские показания, их просто не найдешь.
С тех пор как антифашисты находились в Павонкове, Антони не раз приставал к отцу с просьбой, чтобы тот взял у немецких патриотов бумагу, удостоверявшую, что они скрывались у него на мельнице. Однако отец не послушался сына. Он вообще не любил что-нибудь просить, а тем более какую-то бумагу за то, что честный человек и без нее должен сделать.
Однако Антони, сын мельника, думал по-другому. Он считал, что теперь самое время заполучить такую бумажку, позже просто будет поздно.
Патриоты отнюдь не сочли его просьбу излишней. Они прекрасно понимали, что очень многим обязаны семье мельника. Отточив карандаш, Эрнст написал:
«Настоящим удостоверяется, что трое членов Национального комитета «Свободная Германия» из группы «Андреас Хофер» с 23 сентября по 17 октября 1944 года жили и работали на мельнице Роха Курпирца, откуда в силу обстоятельств были вынуждены перебраться на новое место. До дня ухода все трое пользовались всяческой поддержкой самого мельника и членов его семьи».
Подписав бумажку, Эрнст протянул ее сначала Вилли, а затем Фрицу, после чего еще раз перечитал текст. Мысленно он представил себе, как части Советской Армии будут освобождать эти места. А когда советские солдаты придут на мельницу, какой-нибудь офицер возьмет в руки эту бумажку, с недоумением повертит ее в руках, потом отдаст переводчику, и оба они будут удивляться тому, что здесь, на мельнице, скрывались трое немецких патриотов. Эрнст так живо представил себе эту картину, что тут же решил дописать еще одно предложение, — попросил советского командира, которому попадет в руки эта записка, сообщить о ее содержании в штаб партизанского движения.
Под вечер Эрнст составил очередной отчет для ЦК на случай их гибели, где написал, что они до последнего дыхания честно выполняли свой долг. Записку эту положили в бутылку и передали Антони, чтобы он зарыл ее за домом.