Радиосигналы с Варты

22
18
20
22
24
26
28
30

Андре положил под руку две гранаты, а в правом кармане куртки оставил пистолет на всякий случай. Живым гитлеровцы его не возьмут!

Макс воспрянул духом, видя, что гитлеровцы боятся их огня.

«Если бы сейчас была ночь, мы могли бы попытаться прорваться», — думал Макс, с нетерпением поглядывая на затянутое облаками небо, которое обещало ранние сумерки.

Однако нападающие тоже понимали, что сумерки и ночь станут союзниками обороняющихся. Сообразив, что без новых жертв этих людей им не захватить, фашисты решили поджечь сарай.

Во время одной из пауз Макс подполз к Андре, и они немного перевели дух. Радист не мог понять, почему наступила тишина, и спросил Андре, что бы это могло значить.

— Наверняка они придумают какую-нибудь пакость, — ответил Андре. Пот тек по его запыленному лицу, оставляя на нем светлые полоски. Он со свистом вдыхал чистый воздух. Спустя минуту он спросил: — Как обстоит дело с рацией?

— Она готова к передаче, только… время моего радиосеанса еще не подошло.

— Попытайся, может, они нас услышат. — Андре почувствовал сухость в горле. — Я полагаю, что нам нужно попрощаться с товарищами и сообщить им о том, что здесь происходит. Ты можешь выйти на связь?

Это была просьба, а не приказ. Макс был обязан работать на рации в любой момент, когда бы ему ни приказали.

Как только он настроил рацию, гитлеровцы снова открыли огонь. Радист, не обращая на это внимания, забросил провод антенны на поперечную балку и надел наушники. Рация, к счастью, не была повреждена. Взяв карандаш, Макс закодировал короткую радиограмму: «Мы окружены. Будем сражаться до последнего».

Цифры выстроились на обрывке листка бумаги, и, только глядя на них, Макс поверил в эту горькую реальность. Взявшись рукой за ключ, он начал передавать текст в Центр.

Через несколько минут друзья почувствовали запах гари и сразу же поняли, что гитлеровцы подожгли сарай. Он горел с северо-восточной части. Значит, фашисты подстерегают их в юго-западной части, где еще нет огня.

Как только первые языки пламени коснулись сена на сеновале, оно моментально вспыхнуло. Чердак наполнился едким дымом. Загорелась и крыша сарая.

Центр не отвечал Максу. Выждав несколько секунд, он снова передал текст.

Между тем жаркие языки пламени приближались к тому углу, где находились патриоты. Дышать стало трудно. И тут начали рваться патроны.

«Скоро пламя дойдет до того места, где лежат гранаты, и тогда нам конец!» — мелькнула у Андре мысль. И вдруг отчаяние охватило его. Как нелепо погибать в огне, разорванным на куски взрывом собственных гранат, в то время как ни один из фашистов, стерегущих их внизу, не поплатится за это! «Нет, все что угодно, только не это!» Судорожными движениями он выхватил из карманов свои вещи: часы, компас, носовой платок — и бросил все это в огонь. Схватив свой автомат, он рванулся к слуховому окошку, которое уже начали лизать языки пламени, и, громко выкрикнув: «Да здравствует свободная Германия!», выпрыгнул на землю.

И в тот же миг он почувствовал сильный удар в левое плечо, увидел перед собой гитлеровца с серебряными погонами на плечах. Офицер откачнулся назад. Андре, не помня себя, бросился на офицера, но тут несколько пуль прошили ему грудь и он упал как подкошенный.

А в это самое время, Макс, не покидая чердака, тщетно продолжал вызывать Центр на связь. Вокруг бушевал огонь. Он уже вплотную подступил к углу, в котором сидел Макс. Дышать стало невозможно: горячий воздух обжигал легкие.

«Кто-то обо мне вспомнит? Отец, мать, друзья? Лида, которую я так любил? Или, быть может, Хелена? Милая девушка…»

Радист имеет позывные для связи с Центром. Но кроме Центра есть еще и друзья, близкие, родные. Они-то его не забудут. И как только Макс подумал об этом, в его памяти промелькнули какие-то картины, лица…