Греков жестом остановил его.
— Вот, — указал он пальцем на хладнокровно сидевшего офицера, — говорите с ним. Рекомендую. Это войсковой старшина Казбулат Мисостович Икаев. Надеюсь, слышали? — многозначительно сказал он.
… Сердце антрепренера упало. Фамилию знаменитого Икаева и связанные с нею мрачные истории он слышал не раз.
— Итак, господин полковник, это дело поручено вам, — сказал Греков, уходя из кабинета в боковую дверь.
— Ну-с! Вы слышали, что говорил господин градоначальник? — сверля Кузнецова глазами, проговорил Икаев. — Повторять не буду. Ваша жизнь, ваша труппа и все ваше дело в моих руках.
Он вытянул вперед свои смуглые жилистые руки и сжал кулаки.
— Могу сделать с вами все, что захочу, но я человек добрый…
Кузнецов с надеждою посмотрел на него.
— А вы человек, вероятно, сговорчивый.
Уже понимая, что опасности никакой нет, антрепренер широко развел руками.
— Все, что изволите, — подтвердил он.
— А дело в следующем. Вам известно, сейчас идет война с большевиками. Наступают холода, лютые, жестокие морозы, а у наших офицеров, казаков и солдат, сидящих в окопах, нет теплого белья, полушубков…
— С моим превеликим удовольствием! — перебивая его, сказал повеселевший Кузнецов. — Да я же всегда был патриотом и всегда жил в дружбе с начальством. Сколько прикажете пожертвовать? — пригнувшись к столу, тихо спросил он.
— Тридцать тысяч единовременно и затем набавить на все билеты театра пятнадцать процентов. Сумму надбавки ежедневно вносить лично мне.
— А как проводить по книгам?
— Как угодно. Нас это не интересует.
— Слушаюсь, — поклонился антрепренер.
— Затем еще, но это уже лично моя просьба… Вы, надеюсь, джентльмен? — поманив к себе Кузнецова, осведомился Икаев.
— Так точно. Самый настоящий.
— Так вот, мне оч-чень понравилась ваша певица, как ее… ну, та, что вчера пела Кармен. Мила, игрива, и экстерьер вполне соответственный. Так вот, я не хочу, вы понимаете, не хочу, не желаю, чтобы она знала о том, что она оч-чень понравилась мне.