Антрепренер судорожно расстегнул пижаму, отдернул рубашку. Увы, креста не было. Он перевел на Грекова умоляющие, испуганные глаза.
— Видит бог, был… был-с крестик. Это я его вчера, наверное, раздеваясь, на столике оставил.
— Опять брехня. Русский, православный человек не может оставаться без креста ни минутки. Не так ли, Казбулат-Мисостович?
— Совар-шэнно вэрно! — с сильным акцентом подтвердил войсковой старшина и похлопал пальцем по кобуре нагана.
— Стихи наизусть знаешь? — неожиданно спросил Греков.
— Какие… стихи? — опешил антрепренер.
— «Какие»? — поджимая губы, передразнил Греков. — Всякие!
— Так точно, знаю.
— А ну, прочти, — приказал Греков.
Кузнецов растерянно задрал голову и стал нараспев читать первые пришедшие в голову стихи:
При слове «Палестины» градоначальник поднял голову и подозрительно вгляделся в антрепренера.
— Хватит! — остановил его Греков. — Чьи стихи?
— Михаила Юрьевича Лермонтова, — почтительно доложил Кузнецов.
— Плохой поэт… Против царей писал и всего-то дослужился до поручика, — оказал Греков и продекламировал, размахивая пальцем перед носом обомлевшего антрепренера: