Котька сразу в боковушку ушел. Нелька шапку с длинными ушами на сундук швырнула, пальтишко сдёрнула – тоже туда. Ногой – дрыг! – валенок в угол улетел, другой – дрыг! – второй закувыркался следом. Присела, нашарила под лавкой чуни шубенные, спиной к голландке прижалась – мол, я своё дело сделала, больше ничего не знаю. Устинья Егоровна и слова не успела вымолвить, гостью приветить, а уж Нелькин голос звенит, с толку сбивает: «Мама, что там Катя стоит, не проходит?» Вроде бы и нет Капы, срам-то какой!
Устинья Егоровна только теперь в себя пришла, с места стронулась, руки о фартук вытерла и ладонь плосконькой досочкой подала.
– Здравствуй, Капитолина! Проходи, гостьей будь. Вот стряпаться помоги, а то с этих-то, – махнула рукой в сторону девичьих шепотков, – кака помощь? Одне танцульки на уме.
Капа на Нелькино поведение вроде ноль внимания, но лицом ещё бледнее стала, а в глазах родниковой сини блёсточки бесшабашные захороводились.
– Пригласили, так разденусь! И стряпаться, мамаша, помогу!
Громко сказала, с вызовом и улыбнулась подкрашенными губами, блеснула заставой ровных зубов.
«Прямо боярышня писаная», – подумала Устинья Егоровна, помогая Капе снять чёрную потёртую жакетку.
Капа шаль скинула, бережно сложила уголок к уголку, потом треугольником свернула. Стояла, будто с конвертом фронтовым, не зная, куда положить. Устинья Егоровна взяла, на полку устроила.
– Спаси-ибочки, – пропела Капа и носком на запяток бурки наступила.
– Обувку-то не сымай, не надо! – Устинья Егоровна за руку провела Капитолину в кухню, усадила у печи. Сама села напротив, улыбнулась поласковее.
На Капе хорошее креп-жоржетовое зелёное платье, на шее, в два обхвата, шелковое зелёное кашне, за концы которого цеплялись Капины руки – маленькие, с обгрызанными ногтями.
И сидела она напротив Устиньи Егоровны, смотрела на неё с плохо утаённой в глазах тревогой, силясь понять – зачем позвали? Письмо ли Костино пришло к ним, что и её касается, или то страшное, что присылают не в какой-нибудь чужой, а родительский дом.
Но Устинья Егоровна была спокойна. Капа сглотнула комок, потянула в себя воздух. Вздох получился тяжкий, прерывистый, она тут же выдохнула освобождённо, обмякла, будто лишилась костей, и зажмурилась, стараясь загнать назад выступившие слёзы.
– Чо ты, доченька? – встряхнула её Устинья Егоровна. – Чо ты, не смей! Все хорошо у нас, всё ладно.
Устинья Егоровна своим много раз пуганым сердцем поняла, от чего только что освободилась Капитолина. Она сочувственно и благодарно прижала её голову к своему животу, гладила ладонью по холодной щеке.
– Бог милостив. Дождёмся. Бабья вера что щит. Эдак всегда было, да-а. Ты картошку давай-ка помельче настругай, а я схожу мяска принесу. Счас бабью гулянку закатим, а чо нам? Ничо-о! Рожество!
Капа будто только и ждала, чем занять руки. Вскочила, принялась за дело. И пока Устинья Егоровна натягивала курмушку, видела: Капа раз-другой мазнула по глазам тылом ладони с зажатым в ней ножом, утёрла неунятые слёзы.
Неля с Катей были в комнате. Оттуда нёсся приглушённый разговор, там нет-нет да и прыскали от смеха, что-то уронили, взвизгнули и тут же захохотали. Устинья Егоровна чем-то стучала в кладовке. Вернулась с добрым куском мяса, спустилась в подполье, подала Капе баночку солёных грибов, попросила миску и наловила из бочонка ядрёных, с ознобными пупырышками, солёных огурцов, выставила банку варенья. Капа только ладошками всплескивала от такого расточительства. Толстая крышка с медным кольцом плотно легла на своё место, но в кухне всё ещё пахло благополучным погребным духом.
Настенные ходики между тем настукивали, маятник мотался туда-сюда, подталкивал стрелки к двенадцати. Стол накрыли. Устинья Егоровна сходила к девчатам в комнату, позвала. Зашла в боковушку к Котьке.
– Ну, милости просим, – ласково пригласила хозяйка.
ebooksa