В памятную ночь я заночевал в поселке Инди, в дощатом домике одного знакомого рыбака, который за небольшую плату предоставлял комнату, койку и чистое белье. Домик находился почти возле моря. Я не люблю и даже, больше того, боюсь купаться в море ночью. На этот же раз не мог устоять против соблазна. Море было так спокойно, так тихо плескалось у берега. Не заплывая далеко, мы искупались и освеженными вернулись в дом. Небо было черное, будто его завесили бархатом.
К утру сгустилась духота. Несмотря на раскрытые окна, нечем было дышать. Я вышел на крыльцо. Но и на воздухе было не лучше. Пальмы, поднимавшиеся ввысь своими тонкими стволами, молчали. А обычно даже слабый ветерок шелестит в их чутких макушках. Море только угадывалось по легкому всплеску и еле заметному движению бриза.
Было то время ночи, когда все спят, даже летучие мыши. Только бессонные лучи прожекторов вспыхивали там и здесь с равными промежутками времени.
Кто-то вышел из соседнего домика, белевшего каменными сваями между бананами, и направился к морю. Это был Шамил. Он нес весла. За ним шел паренек лет восемнадцати — сын старого рыбака Саула, потерявшего правую ногу в Керчи в мае сорок второго года. Паренек закончил десятилетку, но не прошел по конкурсу в Сухумский пединститут и остался в артели, где работал второй год на баркасе «Муссон» вместе со своим отцом. Теперь на «Муссоне» старшим был Шамил.
— Я сбегаю к пограничникам, — сказал паренек, подстраиваясь под твердый и решительный шаг Шамила.
Тот по-абхазски что-то возразил ему глухим недовольным голосом.
— Если будет шторм, лучше идти без отца, — продолжал паренек, — председатель заменит другим.
— Ты глуп, парень, — сказал Шамил, — зачем обижаешь отца?
…На рассвете зазвенели стекла в окнах, заплясали занавески. Хозяин вошел ко мне в комнату и закрыл окна.
— Шамил опять ушел в море без «отходки», — неодобрительно сообщил хозяин, — люди тревожатся. Уже приходили пограничники. Дозор недосчитал на причале номер «Муссона».
Я вышел из дома и понял, что люди поселка Инди не случайно обеспокоены судьбой баркаса Шамила. По небу неслись серые облака. Завывал ветер. Чаек не было видно. Волны с шумом обрушивались на берег. Люди смотрели на море, где ничего не было видно. Тихо говорили о Шамиле. Только жена Саула ходила между людьми и спрашивала:
— Какая мода у Шамила? Почему он взял такую моду?
Она больше ничего не говорила, но все понимали ее. Надо было сходить на заставу, там бы сказали более точно о шторме. Там служба, а у Шамила старые рыбачьи приметы. Теперь, гляди, и накроет шквал Шамила и всех на «Муссоне».
Датико подъехал на грузовике, пахнущем рыбой, соскочил на камни.
— Он у меня теперь будет ловить бычков на удочку, — грозился Датико.
— Надо было спасать сети! — сказала жена Шамила, защищая мужа.
— Сети капроновые. Цена им десять тысяч, Датико, — сказал какой-то рыбак. — Шамил правильно вышел в море, он предчувствовал шквал.
— Зачем он забрал моих? — причитала жена Саула. — Звонил на заставу, Датико?
— Я сам поеду на заставу, — сказал Датико.
Мы быстро доехали до заставы. Начальник заставы хмуро оглядел Датико.