Нуткер дремал стоя. Кунрат ухватился за него и вытаращил глаза:
– Это ты кого сейчас педрой назвал?
– Тебя. Давай проваливай и этих двух Педро своих забирай.
– Ай-яй-яй, господа! – с напускной веселостью вмешался Дисмас. – Давайте без оскорблений. Нам это совершенно ни к чему! Мы тут все свои люди, германцы…
– Ты швейцарец, как и я, – напомнил Маркус.
– Я – германский швейцарец, – заявил Дисмас и повернулся к ландскнехтам. – Добрый вечер, друзья! Мы с вами не знакомы, верно?
Ландскнехты таращили пьяные глаза, раскачиваясь, как роща в бурю. Они посмотрели на Маркуса, потом на Дисмаса, потом друг на друга…
– А-а-а-а… – протянул Кунрат, заговорщицки подмигнул Дисмасу и, пытаясь погрозить пальцем, ткнул себя в глаз. – Конеш-ш-ш-но! Мы не знакомы! Так, пацаны?
– Ага. Не знакомы, – подтвердил Нуткер, мотая головой, будто выбравшийся из сугроба сенбернар. – Вот вообще не знакомы. Никак!
Ункс, утратив способность изъясняться словами, на всякий случай и покивал, и помотал головой, чтобы уж наверняка.
Пошарив по карманам, Дисмас выудил полтестона и попытался всучить монету Кунрату:
– Позвольте нам угостить вас и ваших приятелей! Вот, ступайте и закажите себе выпить…
– Ну уж не-е-е-ет! – завопил Кунрат, выбив монету из рук Дисмаса. – Ни! За! Что! Мы сами вас угостим! Поставим вам выпивку.
– Много выпивки, – снова подтвердил Нукер, кренясь набок.
– Выпивку для машра Руфшса… Дишмуса и шестры Хиль-де-гра-ты… И для его императского вел-лшва графа Лошара фон Ш-ш-ш-ш-рамп!
Кунрат отставил ногу назад, растопырил руки и попытался отвесить церемонный поклон, но вместо этого боднул стол, рухнул на столешницу, разметав посуду и подсвечники, и незамедлительно погрузился в глубокое забытье.
39. Ищейки
Маркус с полным спокойствием выслушал рассказ о событиях, которые привели Дисмаса в Шамбери, а также покаянные извинения и пространное объяснение причин, толкнувших Дисмаса на обман старого приятеля. Мол, он, Дисмас, не хотел впутывать Маркуса в опасное предприятие, успех которого далеко не очевиден.
Все это Маркус принял без возражений. Однако же, когда Дисмас упомянул говорящую плащаницу и ее желание быть перенесенной, дабы не достаться герцогу Урбинскому, Маркус озвучил свое мнение:
– Херня.