Мне жаль тебя, или Океан остывших желаний

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вполне возможно, что мне по ходу тоже удастся что-нибудь узнать, — сказал Градов, — а вы идите по взятому следу. И обязательно сходите к этому профессору, кажется, Бабушкину, с которым Дрозд вместе наукой занимался. Мне почему-то кажется, что они были и чем-то еще вместе связаны.

— Да, я все понял, — сказал Соловьев.

— У тебя есть ключи от моей квартиры, — напомнил Градов. — Так что заходи и действуй по обстоятельствам.

Завершив проверку содержимого рюкзака, Градов заглянул в зал и, убедившись в том, что Каролина безмятежно спит, погасил свет в прихожей и вышел из квартиры.

Внизу его уже ждала BMV с затемненными стеклами. Про себя Градов называл эту машину, которую за ним обычно присылал Громушкин, «черным воронком». Ведь каждое задание могло оказаться для Градова последним. Когда деятели такого уровня, как Громушкин, начинают вести двойную игру, они по возможности убирают свидетелей. Еще несколько лет назад Градов мог рассчитывать на то, что Громушкин сохранит ему жизнь, потому что иначе в следующий раз ему просто не будет кого послать на задание. Но теперь подросло много новых, вышколенных по новым технологиям молодых бойцов. И если раньше главным его преимуществом были не столько сила, ловкость и сообразительность, сколько умение и, главное, желание держать язык за зубами, теперь этим качеством, как говорили знающие люди, обладали все без исключения бойцы спецподразделений. Выполнив приказ, они забывали обо всем и сразу, а при необходимости самоликвидировались. Эти ребята, почти роботы, были способны выполнить любое задание. Так что теперь Градову придется особо беспокоиться о своей безопасности, и, скорее всего, ему нужно будет исчезнуть из поля зрения Громушкина и его людей за шаг до завершения операции. Но Громушкин должен почувствовать, что Градов ему доверяет целиком и полностью, его бдительность нужно усыпить всерьез и надолго.

В здании ГРУ свет горел только в окнах дежурного на первом этаже и в расположенном на третьем кабинете полковника Громушкина.

Градов перезвонил полковнику снизу, и дежурный, выслушав Громушкина, проверил у Градова документы и пропустил его наверх.

— Ну, наконец-то! — пожимая Градову руку, воскликнул Громушкин и добавил: — Твой самолет взлетает через два часа. Сейчас я введу тебя в курс дела.

— Я лечу один? — осведомился Градов, усаживаясь напротив Громушкина, который уже сидел за блестящим черным столом, на котором стоял раскрытый и готовый к работе ноутбук.

— Да, — кивнул полковник Громушкин и добавил: — Это конфиденциальное дело. Я не могу его поручить никому, кроме тебя.

— Конфиденциальное настолько, что после его выполнения я должен буду самоликвидироваться? — не удержался от каверзного вопроса Градов.

— Нет, ну что ты… Я тебе доверяю… — покачал головой Громушкин, кривя рот в неискренней улыбке.

— Хорошо, — кивнул Градов, делая вид, что поверил собеседнику. — Тогда в чем суть и цена вопроса.

— Я тебя не обижу, — кивнул Громушкин. — Это дело касается очень важных людей, меня лично касается… Поэтому вот…

И он быстро чиркнул карандашом по листочку бумаги. Градов взглянул на цифру с многочисленными нулями и знаком доллара в конце и подумал, что Громушкин на этот раз и в самом деле посылает его туда, откуда не возвращаются.

— А суть в чем? — спросил он. — И к чему такая дикая спешка?

— Суть в том, — начал полковник Громушкин и, после короткой заминки, продолжил, старательно подбирая слова: — Суть в том, что в Индийском океане, у берегов Африки сомалийскими пиратами захвачено судно с очень важным гуманитарным грузом.

Слово «гуманитарным» прозвучало так, что Градов сразу понял, что разговор идет о чем-то совсем другом.

Где-то с конца восьмидесятых годов прошлого столетия западные страны вдруг воспылали горячей любовью не только к голодающим африканским детям, но и к страшно бедствующим, по их мнению, и напрочь отрезанным от цивилизованного мира русским (в первое время так на Западе называли представителей всех республик бывшего Советского Союза). Ситуацию обострили чернобыльская трагедия, а потом и развал Союза. Сначала через государственные, а потом через частные благотворительные фонды и организации, которые множились, как грибы после дождя, поступали не килограммы, тонны гуманитарного груза. Сухое молоко, ореховая паста, медикаменты, витамины, игрушки, цветные карандаши, одежда… Тщательно досмотреть фуры с гуманитаркой не было физической возможности. И через некоторое время стало ясно, что подобные благородные по своей сути начинания — отличное прикрытие для переправки всякого рода контрабандных товаров и даже оружия и наркотиков. Контроль ужесточили, но слишком уж был велик соблазн использовать благородное прикрытие для неблаговидной наживы. И Градов, который не раз имел дело с новоявленными благотвори-тельнофондовскими контрабандистами, за версту чуял фальшь того или иного якобы благотворительного начинания. Русские бизнесмены очень быстро переняли у своих западных коллег манеру прикрывать свои шкурные интересы благородными целями и задачами.

— И что нужно делать? — спросил Градов, уже предполагая, чего от него ждет Громушкин.