Цирцея

22
18
20
22
24
26
28
30

– Сын! – воскликнула я. – Не отвечай!

Молниеносная, как выстрел, обратилась она ко мне:

– Опять ты смеешь препятствовать? Чего тебе еще, колдунья? Я поклялась, что не причиню ему вреда. Я преподношу ему дар, за который люди душу готовы продать. Всю жизнь его будешь стреноженным держать, как увечного коня?

– Не нужен он тебе, – сказала я. – Он убил Одиссея.

– Одиссей сам себя убил. – Слова ее, как лезвие косы, со свистом рассекли пространство. – Он сбился с пути.

– Это ты его сбила.

Ярость задымилась в глазах Афины. Как будет выглядеть острие ее копья, раздирая в кровь мою глотку, – такую мысль я в них прочла.

– Я бы сделала его богом, – сказала она. – Равным. Но в конце концов он оказался слабаком.

Вот и все извинение, другого от богов не дождешься. Оскалив зубы, я взрезала воздух острием собственного копья.

– Моего сына ты не получишь. Я не отдам его без боя.

Рядом раздался тихий голос:

– Мама! Можно мне сказать?

Я разбивалась вдребезги. Я знала, что увижу, взглянув на него, – страстную надежду и мольбу. Он хотел уйти. Всегда хотел, с тех пор как родился и я взяла его на руки. Я позволила Пенелопе остаться на острове, чтобы она не потеряла сына. А взамен теряю своего.

– Я грезил об этом, – продолжил он. – О золотых полях, непрерывно простирающихся до горизонта. О садах, мерцающих реках, плодящихся стадах. И думал, что вижу Итаку.

Он старался говорить мягко, сдерживая затоплявший его восторг. Я вспомнила Икара, который умер, получив свободу. А Телегон умрет – не получив. Умрет не плоть его и не скоро. Но все прелестное в нем увянет и отпадет.

Он взял меня за руку. Как делают герои поэм. Но разве нашу жизнь нельзя назвать песней? Этот рефрен мы повторяли так часто.

– Это рискованно, я знаю, но ты научила меня осторожности. Я на это способен, мама. Я этого хочу.

Я ощущала себя серым пространством, заполненным пустотой. Что тут скажешь? Одному из нас придется горевать. И я не допущу, чтобы горевал он.

– Сын мой, тебе решать.

Радость его прорвалась, хлынула волной. Я отвернулась, не в силах на это смотреть. И подумала: Афина довольна, наверное. Наконец-то отомстила мне.