Колдовские стёкла. Дочь Чёрного короля

Меня мутит от запаха, но я старательно доигрываю роль домашней девочки. На душе тоскливо и вместе с тем тревожно; дует сильный ветер — словно предвестник приключений и перемен…

По ту сторону зеркала

Я проснулась с головной болью. Да что ж это такое! Всю последнюю неделю ныли виски́, медсестра в школьном медпункте давно запомнила меня в лицо и регулярно выдавала болеутоляющие таблетки. Радовало одно — это был последний день учёбы, оставалось пережить его плюс традиционное чаепитие, посвящённое окончанию четверти, и — домой…

Как мы и решили с мамой в самом начале, я отучилась здесь ровно четверть. Не скажу, что пансион привел меня в восторг, но тут было вполне сносно и в чём-то даже лучше, чем в прежней моей школе… Но как же сложно было возвращаться к обыкновенным урокам после того захватывающего сна, что приснился мне накануне отъезда…

Я до сих пор не знаю, что тогда приключилось — и эта волшебная школа, и странные занятия, и колдовские стёкла… И, главное, та тень, карлик-великан, какой-то чёрный король… С каждым днём воспоминания неумолимо стирались, и со временем на месте сна остались лишь цветные пятна и ощущение потерянной сказки.

Но грустить было некогда — учёба, новые знакомые, новые учителя… Я вздохнула. И кого пытаюсь обмануть? На сердце была тяжесть, и всю четверть я провела как в тумане. Но магии не существует, об этом знает каждый ребёнок, — а потому оставалось только жить дальше. И всё-таки меня терзали смутные предчувствия — такие же смутные, как мои воспоминания и сны, как тени, что охотились за мной в том, другом, воображаемом мире…

* * *

Школьный день шёл своим чередом: биология сменилась математикой, следом растянулся бесконечной жвачкой спаренный урок английского, потом обед — селёдка с картофельным пюре. Во второй половине дня было ещё два урока — история и рисование.

Когда наконец прозвенел последний звонок, я сразу бросилась в свою комнату — в пансионе девчонки старше четвёртого класса жили отдельно, и комнатка была хоть и крохотной, зато в полном моём распоряжении.

Я вытянула из-под кровати чемодан и принялась скидывать в него вещи, которые собиралась взять на каникулы. Вообще-то почти все одноклассницы уезжали завтра утром, но автобус до города шёл и сегодня — отвозил девочек помладше, за которыми приехали родители. Он отходил ровно в девять, и я планировала пойти на остановку сразу после чаепития, не заходя в комнату. Конечно, не очень вежливо тащить с собой чемодан, но…кому какое дело?

На время сборов в комнате воцарился полный бардак: на кровати и на комоде лежали платья и юбки, в чемодан были как попало брошены книги, ручки, дневник с домашками и кое-какие сувениры для родителей и Кирилла — я купила их, когда мы ездили на экскурсию в соседний город. Надеюсь, маме понравится набор необычных специй — по крайней мере, меня все эти крошечные баночки, внутри которых свернулись сморщенные стручки, матово искрились разные порошочки и сухо гремели горошинки, совершенно подкупили. Для папы я отыскала баночку каменного мёда, который вызревает не в сотах, а в трещинах скал. А брату купила чехол на телефон в виде дракона. Не знаю, зачем — у Кирика этих чехлов навалом. Но просто не смогла пройти мимо рыжего резинового футляра с треугольным хвостом и медовыми глазищами на том месте, где у телефона располагается глазок камеры…

В конце концов мне удалось запихнуть в чемодан всё нужное и даже упаковать осеннюю куртку — вдруг дома будет дождливо? Я закрыла крышку и плюхнулась на чемодан сверху. Как следует поёрзала, придавив вещи, и застегнула молнию. Оставалось одеться. Для путешествия я выбрала бордовый жилет, который оказался в моих вещах сама не знаю как — мама говорит, мы купили его ещё в прошлом году, но я такого не припомню… Но жилет я очень любила — правда, ни разу не надевала его в пансионе: форма, чтоб её. Но уж домой я могу ехать в чём хочу.

Я встряхнула лёгонький жилет — звякнули значки, которыми были усеяны лацканы, — хотела было надеть, когда заметила, что из кармана выкатился маленький белый комочек.

Нахмурившись (что ещё за мусор?), я нагнулась и подобрала комок. Думала, что это жвачка или чек, но оказалось — скрученный тетрадный лист. На нём были странные слова — «кирпич», «свиток», «факел», «овал»… Что бы это значило?

В поисках разгадки я перевернула лист на другую сторону. Почти вся она была пуста, и только в уголке, бисерным почерком, были выведены какие-то строчки. Я нашарила на комоде очки (в последнее время у меня сильно село зрение — днём приходится почти постоянно носить очки или линзы, но зато ночью, в темноте, я стала видеть как кошка) и вгляделась в строки.

Несколько мгновений буквы никак не хотели складываться в слова. А затем я наконец прочла, что там было написано. И — отшатнулась.

Я знаю, глупо верить скомканным бумажкам, непонятно как попавшим к тебе в карман. И я бы не поверила — если бы не видела своими глазами, что слова написаны моей рукой.

«Приёмный ребёнок». «Девятая полночь». «Леонитовый сад». «Сердце Чёрного Мира». И — фраза, похожая на эпиграф или страшный стих: «Самый страшный противник — тот, чьего лица не видишь, чего имени не знаешь, кого коснуться не можешь. Тень».

Я дрожала всем телом; внутри клубились, просыпаясь, прежние воспоминания. Бумага выпала из рук, и я опёрлась о комод, чтобы не упасть. Задела что-то рукой…

Маленькое настольное зеркальце в овальной раме ухнуло на пол и разбилось с холодным, мелодичным, лишком громким для такой стекляшки звоном. Сама не своя, я сжала дрожащие пальцы и присела на корточки. Осколки разлетелись по всему ковру: ровные треугольники с серебряной амальгамой, такие похожие, словно кто-то нарочно разрезал зеркало ножом…

Подняла один из осколков и увидела в нём своё лицо, белое от испуга.