За последние дни мне не удавалось по-настоящему поговорить с Пашкевичем: мы либо не встречались друг с другом, либо встречались наспех. И теперь я с интересом слушаю доклад Николая.
По предварительным, еще не проверенным сведениям, финский фашистский полк уже прибыл в Трубчевск, и Пашкевич послал туда Кенину и Буровихина. Васька Волчок отправлен в Суземку: там начальником полиции назначен Богачев из Брусны, с которым еще не сведен счет за Еву Павлюк. От Муси Гутаревой из Севска пока ни слуху ни духу. Вокруг на дорогах усиливаются диверсии…
— Це наша работа! — гордо перебивает Рева.
— Нет, Павел, не только твоя, — улыбается Пашкевич. — У меня есть точные данные, что пущены под откос эшелоны на Брянской и Льговской железной дорогах. Там и в помине не было твоих диверсантов.
— Не было, так будут, — невозмутимо заявляет Рева.
— Правильно, Павел! — смеется Богатырь. — Мы тебе как раз для этого гостинцы привезли, — и Захар передает ему запалы, полученные нами от сибиряков-саперов.
— О це дило!
Как величайшую драгоценность, Рева начинает раскрывать цинковые коробки.
А Захар уже рассказывает Пашкевичу о нашей мысли организовать вооруженные группы в селах и мечтает о том, как по всей Брянщине раскинутся неприступные партизанские заставы. Я слушаю Богатыря и думаю о том, как сдружились мы с ним за последние дни. Вдумчивый, спокойный, осторожный, реально оценивающий обстановку и в то же время обладающий смелым большевистским размахом, он с полуслова понимает меня и, пожалуй, пока не было ни одного серьезного вопроса, по которому мы бы разошлись с ним…
Через полчаса все уже улеглись, но мне не спится, я хожу из угла в угол и думаю об этом проклятом финском полку. Как бы он не сорвал наши первые диверсии, организацию групп по селам…
В кухне кто-то зашевелился. Иду туда. Петровна Поднимается от квашни и ласково говорит:
— Спать пора, Александр Николаевич. Ведь, поди, зорька скоро.
— А ты сама почему полуночничаешь?
— Такое уж мое дело хозяйское. Недосужно мне на боку лежать… Может, тебе картошечку из печи вынуть? Она небось еще теплая…
Какая тяжесть легла на плечи этой маленькой молчаливой женщины. Муж, четверо ребят, вечная толчея партизан. Всех надо накормить, напоить, обстирать, сказать каждому ласковое слово и в то же время остаться незаметной, неслышной, будто нет ее и все идет само собой.
Ложусь на мягкое, разворошенное Петровной сено. Горит ночничок на столе. Спят мои товарищи.
Бесшумно проходит через комнату Петровна. На минуту она останавливается, внимательно осматривает спящих и заботливо поправляет шинель на Пашкевиче. Потом снова возится в кухне, что-то связывает в большой узел и, наконец, ложится спать.
Тихо в хате. Только сердито гудит ветер в трубе: на дворе поднялась пурга…
Просыпаюсь на рассвете. Дом еще спит. За окном вьюга. Даже не видно густой высокой ели, что стоит у забора.
Хлопает дверь в сенях. В кухню входит Тоня, старшая дочь Петровны. Ей всего лишь пятнадцать лет, но она уже высокая сильная девушка — под стать отцу. Тоня бросает на пол большую охапку дров, стряхивает снег и быстро проходит через комнату.
ebooksa