— То есть мое дело, пан начальник. Моя заслуга, — с достоинством говорит он.
— Ой, что-то ты крутишь.
— Нех пан начальник вежи мне. — Невинский подходит к двери и зовет: — Ходзь тутай, панове!
В комнату входят «панове» — два бойца, раненные еще в первый день войны и бежавшие из плена. Снова проходит перед нами вереница людей…
Помню трех бравых коренастых сибиряков — Лесина, Заварзина, Уварова. Их оставили рвать железнодорожный мост через Неруссу. Они решили ждать, когда войдет на него неприятельский поезд. Взрыв удался, но отходить уже было поздно: наши войска оставили Брянск. Так подрывники оказались во вражеском тылу.
— Взрывчатки не осталось, товарищи?
— Всю израсходовали. Только две банки запалов с нами…
— Запалы? Вот это находка! Спасибо, товарищи…
Вечереет. Прием закончен. Объявляем колхозникам, ожидающим во дворе: пусть расходятся по своим селам — к ним придут наши представители и скажут, что надо делать…
Еще раз договариваемся с Бородавко о предстоящей беседе с Бондаренко. Решаем: если у секретаря райкома не будет возражений, начнем организовывать патриотические вооруженные группы по селам.
Командир приказывает Иванченко отправиться в село Бороденку и вывести из строя скипидарный завод. Группа Федорова должна очистить окрестные села от старост и полицаев и разрушить ремонтную базу, организованную фашистами в мастерских МТС в селе Большая Березка. Группа Кочеткова остается при командире. Политруки разъезжают по селам и проводят собрания с народом.
Поздно вечером мы с Богатырем отправляемся в путь.
Морозной ночью подъезжаем к Пролетарскому, затерянному в лесной глуши между Мальцевкой и рекой Десной. Выходим на небольшую поляну. На ней темными силуэтами смутно вырисовываются пять домиков.
Спит поселок, и молчаливым стоит за бревенчатым забором высокий, крепко сбитый дом лесника Степана Семеновича Калинникова.
На своем веку Степану Семеновичу и его жене Елене Петровне, или попросту Петровне, как обычно называют ее друзья, немало пришлось повидать людей, и суровая лесная жизнь научила хозяев с первого взгляда почти безошибочно разгадывать гостя: с чистым сердцем забрел он на огонек или, задумав недоброе, прикрывается ласковой речью.
Однажды глубокой осенью я наткнулся на этот дом и с тех пор частенько бываю у Калинниковых. Здесь удобно говорить с глазу на глаз с нужными мне людьми. Сюда приходят разведчики Пашкевича. И отсюда, из этого домика, заброшенного в брянскую глухомань, нам слышно и видно на десятки километров вокруг.
Смотрю — в крайнем правом окне теплится огонек — наш условный знак. Мерцающий свет ночника еле пробивается сквозь заледеневшее стекло, но все же отчетливо видно, что ночничок стоит на подоконнике. Значит — путь свободен. Но почему колодезный журавль так высоко задрал свой хвост? Мы прозвали его «семафором» — вместе с ночником он открывает нам дорогу в дом. Кто же в эту глухую пору забрел к Калинниковым?
Осторожно подходим к воротам. Раздается громкий злой лай Черныша. Пес должен быть в доме, если нас ждут. Значит — путь закрыт?..
Скрипит дверь. Луч света освещает на крыльце знакомую могучую фигуру лесника.
— Черныш! Сюда!