Помню, расчеты Ревы не вызывали среди нас ни споров, ни возражений: мы были под впечатлением разгрома немцев под Москвой. О великой битве под стенами столицы говорила тогда вся Слобода. Председатель колхоза товарищ Гребенюк ходила из дома в дом, разносила последние сводки, принятые Ленькой Скворцовым, уверяла, что наша армия вернется в Брянский лес еще этой зимой, и строго требовала:
— Готовьте семена, бабы: весной сеять будем…
Весть о победе под Москвой быстро разнеслась по Брянскому лесу. Васька Волчок, вернувшись из Суземки, докладывал, что сведения о разгроме немецких армий проникли и в фашистскую воинскую часть, введенную в город после кражи суземского начальства, хотя командование делало все, чтобы, скрыть истинное положение дела. За разговоры о боях под Москвой уже арестовано в Суземке несколько фашистских солдат. Полицейские ходят как в воду опущенные и выпрашивают у жителей партизанские листовки, чтобы узнать правду о фронте. Только Богачев кичливо грозится не позднее как через месяц одним ударом покончить с партизанами. Около Богачева вертится Тишин. Он хвастается, что выдал старого Павлюченко, перехватив его в Буде. Сейчас Павлюченко сидит в Суземке. Ему грозит смерть. «Всю Слободу огнем пожгу, а землю себе добуду!» — твердит Тишин…
Рядом со мной сидит Рева и мечтает:
— Ну вот, вернется наша армия, и спросят каждого из нас: «Что ты, браток, делал за это время?» И придется кое-кому покаяться, что сидел он под кустом и ждал у моря погоды. Потом вызовут Павла Федоровича Реву: «А что ты делал, землячок?» И Павел Федорович ответит…
— Погоди, Павел, погоди, — смеется Захар Богатырь. — Перед тобой непременно вызовут Ванюшку, племянника Григория Ивановича… Ну, прямо-таки герой, этот Ванюшка! — восхищается Захар. — Ты только представь, Александр, такую сцену. Идет десяток седобородых стариков с лопатами, во главе их этот хлопчик. Шагает, словно боевой командир. Двенадцать пулеметов вытащил по частям из-под снега. И не просто вытащил. Соберет, почистит, смажет, непременно даст две очереди и только после этого скажет: «Принимай!» За последним, за «максимом», в Неруссу нырял! В прорубь… Ну так вот, расскажет обо всем этом Ванюшка, а Реву спросят: «Получал оружие от Ивана? Отчитайся, как использовал это оружие».
— А як же? Непременно спросят. Ну, а Павел Федорович ответит: «Использовал, когда Трубчевск и Буду брали…» Я так полагаю, что мы еще грохнем как следует до победы. Правда, комиссар?
Неожиданно вмешивается в разговор Пашкевич:
— Наш удар по Зернову и Суземке возымел свое действие: в Буду ввели полк, в Трубчевске вдвое увеличили гарнизон. Полотно железной дороги патрулируется…
В избу входит связной от Буровихина и протягивает записку. Она немногословна:
«В Трубчевск прибыл финский полк. Привез белые халаты, собак, лыжи. Берегитесь двух женщин — «сумасшедших»: посланы к вам маршрутницами».
Так вот, оказывается, кем были эти «безумные»… Зачем и кто направил их к нам? Только ли шпионить?..
Во всяком случае они принесли своим хозяевам исчерпывающие сведения о нас: и в Пролетарском побывали, и в Красной Слободе несколько дней безвозбранно бродили.
Да, мы опростоволосились, непростительно опростоволосились. Надеюсь, впредь этого не повторится. Бородавко с Пашкевичем выработали новую систему охраны — сложную и строгую. Мне кажется, они даже несколько переборщили в этом отношении. Но лучше уж переборщить, чем оставаться ротозеями.
Связной докладывает: проезжая через Чухрай, он узнал, что там уже побывала финская разведка на двух грузовых машинах и двух танкетках. Допытывались о дороге на Смилиж и Красную Слободу. Колхозники, не сговариваясь с нами, ответили именно то, что следовало ответить: о силах партизан они ничего не знают, но по дорогам ехать не советуют — все дороги заминированы. Тут же какая-то старушка вдохновенно соврала, что якобы была она в Красной Слободе, по своей дряхлости и неграмотности сосчитать партизан не смогла, но знает, что в каждой хате стоит примерно по двадцать бойцов. Партизанского оружия не видела — оно у них запрятано, однако в Слободе заметила большущее дуло на колхозной конюшне, надо полагать, пушка…
Итак, финны все-таки прибыли.
Немедленно созываем наш «командирский совет».
Бородавко нервничает. Он утверждает, что свой первый удар фашисты обрушат именно на Красную Слободу — иначе для чего же они справлялись о дороге на Слободу, зачем в Красной Слободе так долго сидели «безумные». Командир настойчиво и, мне кажется, более чем взволнованно втолковывает нам, что в условиях лесной войны финны — опасный и хитрый враг.
Слов нет, во всем этом прав Бородавко. Однако, по-моему, он не учитывает одного: в нашем необъятном Брянском лесу один полк — капля в море.
От движения по дорогам финны немедленно откажутся, как только подорвутся на минах их первые машины. Если же финны встанут на лыжи и мелкими группами начнут прочесывать лес, они неизбежно растворятся в его бескрайних просторах.