Пашкевич находится быстрее меня:
— Ждать нас в старостате. Мы скоро вернемся, и тогда получите указания…
Приказываем старосте сесть в санки. Машка с места берет крупной рысью.
— Вот это по-германски! — довольно потирая руки, говорит рыжебородый. — Распустились больно. Кричат, ругаются, водку пьют. «Ты, говорят, большевиков укрываешь». А каких большевиков — не разъясняют… Девку с собой привезли. Она с ними здесь по одному делу, но вроде бы получше их. Спасибо, надоумила меня. «Дай, говорит им водки — они утишатся».
— Где эта девушка? — нетерпеливо спрашивает Пашкевич.
— У лесничего остановилась. Повидать ее хотите? Вот сюда, в проулок свернуть надо. Только нет сейчас лесничего: уехал в Камаричи деньги собирать.
— Налог, что ли?
— Нет, указ сверху поступил: собрать деньги за лес, что был нарублен при Советах.
— Ты, конечно, все собрал? До копейки?
— Мое дело сторона: ему поручено — он и собирает… Вот, вот его домик. С высоким крылечком…
Входим в дом. В первой же комнате на лавке сидит Муся Гутарева.
— Кто вы такая? Откуда? — сурово спрашивает Пашкевич, и я чувствую: в этой суровости не только игра, но и раздражение на Мусю за то, что вызвала его в Игрицкое, заранее зная о полицейских.
— Пришла по делу, — смущенно отвечает она.
— Из леса? Партизанка?
Муся не успевает ответить: на ее защиту выступает хозяйка.
— Да что вы, господин!.. Из Севска девушка. Верными людьми рекомендована.
— А вот мы посмотрим, что это за верные люди… Выйдем-ка на минутку, поговорим.
Выходим во двор… Если бы на нас взглянуть издали, было бы полное впечатление, что взыскательное, строгое начальство допрашивает растерявшуюся девушку. Во всяком случае так выглядели Пашкевич и Муся. На самом же деле Гутарева взволнованно спрашивает:
— Почему вы приехали со старостой? Видели полицию? Да? Все сошло благополучно? А я так волновалась…
— Что это значит? — сурово спрашивает Пашкевич.