— Под полом старой часовни, что у родника была, вместе с золотым крестом еще в годы войны нашел.
— И столько лет хранили?
— Он пить-есть не просил.
— Почему теперь решили продать?
— Смерть, говорю, свою основательно почуял. Хоть пятерку хотел выручить.
— Ну, и… что дальше тот парень?..
— Остался у меня ночевать. Про Андрея Барабанова опять разговор завел.
— Он что, знал Барабанова?
— По имени его величал. Сходи, говорит, пахан, к Андрею, узнай: когда и каким путем он намерен в райцентр двигать? Вроде пугать даже меня стал — глазищи-то свои самогоном залил. Пришлось идти. Совсем уж до бригадирского дома дошел, где Андрюха проживает, и тут мне в голову стукнуло, что Барабанов днем по Серебровке деньги занимал на легковую машину. Холодным потом прошибло, когда догадался, что парень не иначе — ограбить Андрюху надумал. Чтоб беду отвести, вернулся домой и говорю, мол, в шесть утра Андрюха протопает по новой дороге на Таежное…
— А не вы рассказали парню, что Барабанов собирается покупать машину?
Екашев правой рукой вяло перекрестился:
— Ей-богу, Бирюков, не я.
— Откуда парень знал об этом?
— Дак, тот же Гринька-пасечник мог ему рассказать. До выпивки они мирно беседовали. Парень спрашивал — почему, мол, он, Репей, на письмо не отписал. А Гринька ему в ответ: «А чего, Шуруп, писать было?.. Когда последний раз из зоны уходил, русским языком сказал, что на прошлом узел завязываю». Вот так… — Екашев передохнул. — По-блатному больше толковали. Многие слова я и не запомнил…
Судя по тому, как старик довольно-таки к месту употреблял запомнившиеся ему жаргонные словечки, разговор Репьева с Шурупом он действительно слышал. Однако Антона мучил вопрос: все ли на самом деле было так, как рассказывает умирающий Екашев? Не сочиняет ли он чего-либо в свое оправдание?
В палату вошел Борис Медников. Пощупав у Екашева пульс, показал Антону на часы — пора, дескать, закругляться. Екашев, заметив этот жест, встревожился:
— Обожди, доктор, обожди. Мне надо досказать Бирюкову главное. Слушай, Бирюков, слушай… Ушел тот Шуруп от меня часов в пять утра, а в восемь я сам за груздями подался. У поскотины поискал — нету. К пасеке, на грибное место, потопал. По пути Торопуня обогнал на самосвале, с Андрюхой Барабановым ехал. Подвезти хотел — я отказался, потому как задыхаюсь от бензинового духа в машине. С час, наверно, не прошло. Слышу, на пасеке будто из моего обреза пальнули. Я рядом, в колонке, находился. Думаю: «Мать родная! Этот Шуруп вполне может мой золотой крест у Гриньки заграбастать!» Со всех ног кинулся к избушке — из нее цыганка молоденькая мелькнула, которую раньше Гриня к себе приманивал. Думаю: «Все! Накрылся золотой крест!» Не помню, каким способом добежал до избушки, и обомлел — Гринька весь в крови у телеги валяется… Злоба лютая глаза мне тут застила. Будто в лихорадке затрясло: «Чего можно у пасечника вместо креста взять?..» Схватил с телеги флягу с медом, доволок до березничка — жила лопнула. Вернулся к избушке, новые кирзухи на Гриньке увидел. Зачем такая роскошь мертвому? Потянул сапог — Гринька вроде рукой махнул и голову повернул набок. Не помню, как выхватил из кошелки сапожный нож, которым резал грузди… Больше Гриня уже не шевелился… Когда кирзухи снял, просветление будто наступило. Вспомнил, что пасечник на моих глазах прятал крест под постель. Кинулся я в избушку, руки — под матрас. Точно! На месте крест!.. Пуще прежнего все у меня внутри омертвело. Как сапоги пасечника домой принес и не помню… — Екашев надсадно задышал: — Оправдай, Бирюков, меня перед народом. Разъясни, лютая злоба, мол, разум старика помутила…
«Такая злоба, Степан Осипович, зовется жадностью», — хотел сказать Антон, но, увидев, как посинело лицо Екашева, промолчал. Медников быстро принес в палату кислородную подушку. Следом за Медниковым вбежала молоденькая медсестра, та, что недавно измеряла Екашеву температуру. Чтобы не мешать им, Антон тихо вышел…
Глава XVIII
Квартиру «Екашева И. С.» Слава Голубев отыскал без труда, однако на продолжительные гудки никто не отозвался. Слава протянул руку к звонку соседней квартиры, но дверь вдруг сама, как по щучьему велению, распахнулась, и остроносенькая старушка с любопытством спросила:
ebooksa