Поблагодарив его, мы впоследствии выяснили в Опочецком уезде Псковской губернии, что Никитин Г. В. в юные годы привлекался к суду по делу о краже телефонного имущества. Наш сотрудник немедленно выехал в уезд, ибо мы подозревали, что Никитин может укрываться у себя на родине.
А пока пришел обнадеживший нас ответ из-под Воронежа: милиционер выздоровел и писал уже сам. Извинялся за путаное первое письмо. Скорее всего его действительно ранили на Екатерингофском. Он помнит только, что прополз еще несколько метров, поднял голову, пытаясь рассмотреть парадную, из которой стреляли, но в глазах замаячили змеи, а что было дальше, не помнит. «Пусть товарищи чекисты не смеются, — заканчивал он, — но змеи и вправду маячили, только на резьбе парадной двери». Мы нашли и парадную и змей, точнее, одну змею, вьющуюся вокруг чаши, — медицинскую эмблему (видимо, в доме была когда-то фельдшерская школа).
Из Опочки приехал наш сотрудник. Действительно, несколько месяцев назад Никитин появился в родных местах. Его опознал на сельской вечеринке делопроизводитель военкомата и пытался задержать. Никитин тут же застрелил его. Застрелил и погнавшегося за ним милиционера и скрылся. Снова след утерян. Правда, не совсем. Одному из собутыльников Никитин прихвастнул, что сына-то уж он научит, как сколачивать капиталец.
Значит, у Никитина где-то был сын. Мы пустились на несколько рискованный эксперимент: к Елизавете Федоровне Ивановой направили медсестру из поликлиники для обследования здоровья ребенка. Косвенными расспросами удалось установить, что отец ребенка — уроженец Псковщины.
Все становилось на свои места. Иванова и есть возлюбленная и сообщница Никитина. Никитин мог под одной из «своих» трех фамилий проживать на Екатерингофском или же у кого-то из Ивановых. Оказалось, что в квартире № 68 дома со «змеиной» эмблемой проживал некий Акимов. По сведениям управдома, он имел широкие связи в пожарной инспекции и как-то даже пообещал снять с него штраф. Но комната на замке, жилец уже давно отсутствует.
За всеми этими квартирами установили наблюдение.
Но Рождественская улица… Кто живет на Рождественской?
Из Тверской губернии о семье Ивановых нам ответили: Рудова Ирина, двадцати трех лет. Обратились в адресный стол: такая значится. Дали адрес. Мы воспрянули духом, но по указанному адресу Рудова не проживала. Снова адресный стол. Начальник извинился: сотрудница недосмотрела. Рудова переменила адрес и фамилию — теперь она Акимова. Акимова? Но ведь это же одна из кличек Никитина! От неожиданности мы опешили. Начальник, неверно истолковав наше молчание, мягко сказал:
— Не торопитесь, товарищи. Я еще не окончил. Акимова вышла вторично замуж, сейчас она Бахтина и проживает на 6-й Рождественской.
Видимо, паузу в разговоре он опять расценил неверно и растерянно сказал:
— Ответ окончательный…
— Обжалованию не подлежит, — засмеялись мы. — Спасибо.
Все концы сходились. Установили наблюдение и за этой квартирой. Однажды, осматривая интересовавший нас дом на 6-й Рождественской, встретил я однополчанина, с которым вместе служил на границе.
— Ты чего здесь бродишь? — спросил я.
Сергей растерялся, покраснел:
— Я собирался вам звонить. Приду завтра.
На другой день действительно пришел к нам на Гороховую, в здание ЧК, и стал изливать душу. Питает он симпатию к одной женщине и, кажется, любим, но тем не менее не может бывать у нее в определенные часы. Смеясь, мы объяснили Сергею, что органы государственной безопасности созданы не в помощь несчастной любви.
— Я не о том, — сказал он мрачно. — Кто-то внушает ей все время, что при иных порядках она бы лучше жила. В общем, не нравится мне это.
— Ты же бывший пограничник, — сказали мы, — не нравится — перевоспитай ее.
Он уже был в дверях, когда Солоницын спросил:
ebooksa