Колдовской снег

В ответ клубок два раза отпружинил от мостовой и покувыркался дальше, но я с благодарностью отметила, что катится он теперь значительно спокойней.

Преодолев еще три поворота и один переход по мосту, под которым блестит черная гладь реки, мы оказались в квартале, то ли рыбаков, то ли моряков. Во всяком случае, количеством сетей, развешенных между домами, можно было бы снабдить не одну рыбацкую команду.

Солнце тем временем заползло за крыши, тени в переулках стали глубже, а тонкий слой снега придал обстановке некой готичности. Огней в окнах стало больше, начали зажигаться уличные фонари. Сами. Хотя горит в них самый что ни есть огонь.

– Долго еще? – спросила я клубок, хотя догадывалась, что он не ответит при всем желании.

Но к моему удивлению, он остановился, затем описал уже привычную дугу и со всего разгона метнулся мне в сумку. От напора меня покачнуло.

– Кажется, кому-то надо на фитнес. И этот кто-то – не я. А ты, колобок, – сказала я и подняла взгляд.

Передо мной предстала таверна. Опознала ее по широкой вывеске на палке, что торчит из стены с изображением лосиной морды. Таверна трехэтажная, с каменным цоколем, который можно считать отдельным этажом, хотя сама сложена из бревен. На крыше, кое-где в прогалинах снега видна черепица, там же чердачные балкончики с навесами, между ними веревки с бельем. Все окна светятся теплым светом, а изнутри доносится гогот и музыка.

– Почти как в клубе, – проговорила я себе, хотя внутри как-то не по себе. Все-таки таверна – это нецивилизованное заведение в центре современного мегаполиса, где чуть что, вызовут полицию. Хотя я неправа, этот Парсапольд очень даже «мега».

– С другой стороны, – продолжала я рассуждать вслух, – внутрь заходить меня никто не заставляет. Нужно всего-то отыскать дилижанс.

Это решение ободрило. Поправив сумку, я обошла таверну вокруг. К глубокому разочарованию не обнаружила даже намека на дилижанс, повозку или хотя бы бричку. Оставалось только одно – все же зайти внутрь и узнать об этом мифическом дилижансе.

Я поднялась по ступенькам, стараясь не глядеть в сточную канаву под ними, откуда тянет вполне определенно, и вошла.

В нос ударили ароматы жареного, пареного, вперемешку с хмелем и запахами мужских тел. Этих тел тут оказалось битком – за столами, за барной стойкой, возле колонн и даже рядом с музыкантами. И все эти тале обратили свои взоры на меня.

Музыка чуть затихла, мужик, что рядом с дверями, видимо, вышибала, почесал лоб и произнес гулким басом:

– Мадам, а вы дверкой-то не ошиблись?

– Во-первых, мадмуазель, – проговорила я, до вспотевшей спины испугавшись собственной смелости, и нервно улыбнулась.

– Пардоньте, – отозвался вышибала и обнажил в улыбке два ряда конских зубов. – Ежели мадмуазель, то мобыть и не ошиблись. Хе-хе.

Эти улыбка и смешок быстро дали понять, что произошло в его узколобой голове и меня передернуло от омерзения.

Я поспешила объяснить:

– Вы снова меня неправильно поняли. Я зашла спросить.

Музыканты тоже перестали играть и теперь в повисшей тишине буквально слышу собственное сердцебиение. За барной стойкой долговязый и какой-то бледный бармен натирает бокал. Он окинул меня бесстрастным взглядом, затем незаметно кивнул, и верзила широким жестом пропустил меня дальше.  Народ как-то сразу расслабился, хотя глазеть на меня не перестал. Я же, решив, что бармен тут главный, подошла к стойке.