Словно в бело-синем тумане проявились две нечёткие фигуры: мужчины, восседавшем на огромном троне лазоревого цвета, и женщины, одетой в белый хитон, стоящей перед троном, склонив голову. Их черты были лишены чёткости, всматриваясь в них, я словно терял резкость разрешения и не видел их лица, лишь смутные образы были на их месте.
— Мой повелитель, не хочешь ли ты помочь мальчику?
— С чего бы это, Афродита?
— Он любит море и он наш!
— С чего ты это взяла? И что значит наш? Наши сейчас находятся с нами, а это — никто!
— О, мой повелитель, ты, как всегда, прав!
— Я всегда прав, — благосклонно кивнув ей головой, проговорил мужчина.
— Но разве не долг каждого морского гражданина помочь страждущим в буре и несчастье?
— Ты слишком близко принимаешь к «ядру» слова старого морского кодекса вольных граждан моря.
— Этот глупый смертный далеко, и он не хочет позвать меня «Зовом моря»!
— Да, это так, повелитель, но цена «Зова» слишком велика для него! Он уже один раз воспользовался им и теперь не сможет сделать это осознано, но его магическое ядро и сердце, не знающее страха, громко кричит об этом.
— Ну, насчёт страха я бы поспорил. У кошек девять жизней, а у него всего две, одну из которых он уже прожил в другом мире. А раз он не хочет звать меня, значит, это его выбор. В море не место слабым и убогим. Только сильные духом и телом способны бороться со штормом и голодом.
— Но есть же ещё и другая сторона, о, мой повелитель!
— Да, — скривился в ярости мужчина, — есть!
— А что, если она придёт ему на помощь, и он станет новым адептом его веры?
— Левиафан, тот, кто принимает множество обликов?
— Да, Нептун, твоя проницательность бесподобна!
— Афродита, хватит мне льстить. Мы давно отошли от мирских дел. Люди отвернулись от нас, а мы отвернулись от них. Магии всё меньше в этом мире, и в этом виноваты сами люди, которые не хотят развиваться, а только воюют между собой, ударяются в поклонение Аиду и ему подобным, да прячут знания от достойных их.
— Ладно, я решил. Всё будет в его руках, и если судьба к нему будет благосклонна, то… но я ничего не обещаю, Афродита.
— Да, мой повелитель!