– Не хочу, чтобы ты… уезжал… – выдохнул Камаль.
– Зимой ночи длинные, малыш, – прошептал Раэн, склоняясь к самому уху нистальца. – А эта будет самой длинной и сладкой. Я хочу, чтобы ты забыл обо всем на свете и помог мне тоже забыть кое-что. Иди ко мне, Камаль…
Он обвил рукой плечи юноши и зарылся лицом в густую шелковистую копну распущенных волос. Вино, забытое рядом с очагом, пахло одуряюще, но не настолько, как кожа Камаля. Влажные полураскрытые губы звали непреодолимо. Треснуло полено в очаге, рассыпая искры, и на обнаженных плечах нистальца заиграли блики. Скинув одеяло, Камаль всем телом потянулся навстречу его объятиям.
«В Бездну все, – подумал Раэн, отдаваясь восхитительному безрассудному удовольствию. – Это моя ночь. Моя и синеглазого чуда, которое знать не знает, с кем ее проводит. А если бы знал? Если бы Камаль знал, что его обнимает не человек, а нечто иное? Он бы испугался? Сбежал? Какая разница! Он никогда не узнает. Наверное, людям проще не знать, не думать… И в Бездну все моральные искания с равновесием Света и Тьмы! Это. Моя. Ночь!»
* * *
Первую ночь после сказки о вороне и соколе Халид позволил себе лишь чуткую дрему на грани яви и сна, не погружаясь в нее настолько глубоко, чтобы не слышать все вокруг. Ночи в степи темные, особенно в новолуние, и на глаза надежды мало, а вот слух и чутье не подведут. Однако ночь прошла спокойно, и следующий день – тоже. А вечером после ужина Мехши назначил его сторожить караван, причем не в свой черед. И когда кто-то из охранников удивился, почему очередь поменялась, буркнул, что это из-за потери Турана с Анваром. Халид молча кивнул и после ужина устроился возле костра спиной к нему, пока все остальные, кроме еще пары таких же сторожей в разных местах каравана, ложились спать.
Огонь прогорел быстро, но угли еще тлели, давая приятное тепло. Халид накинул на плечи одеяло из верблюжьей шерсти и взял порвавшийся недоуздок, который обещал починить. Шило, смоленая дратва, толстая игла… Руки спокойно и умело делали привычную работу, а он с сожалением подумал, что недолгое возвращение в прошлое подходит к концу. Как бы ни обернулось дело, в караванах ему больше не ездить, пожалуй. Во всяком случае, джандаром. Перерос он это, как змея перерастает собственную шкуру и сбрасывает ее, обзаводясь новой. Тот прежний Халид, едва покинувший Пески, отлично годился для бесконечной дороги и редких передышек, а новому этого оказалось… мало?
Одни и те же люди, одни и те же города, которых толком и не увидишь, одни и те же переходы от колодца до родника, от оазиса до оазиса. День за днем, ночь за ночью. Мерная поступь лошади или верблюда, костры на стоянках, каша в котелке, пыль на зубах, на коже, в волосах и вообще везде. А в городах торопливый отдых с продажными девицами и недорогим вином… И так всю жизнь, пока либо не погибнешь в дороге, либо не скопишь на домик и скромную старость. Еще можно жениться и несколько раз в год заглядывать к жене, с тоской видя, как подрастают без тебя дети, не зная отца, а у нее добавляется морщин и седины. Нет, это не для него. Взвоет он от тоски после нескольких караванных переходов! А вот чего он и правда хотел бы, не случись в его жизни Раэна? Неизвестно…
Караван затих, только иногда пофыркивал во сне скот. Потянулись долгие часы ночной стражи, и Халид задумался, не ошибся ли он, рассказав сказку? Что, если стрела улетела впустую? Анвар вполне мог действовать в одиночку! Такая жирная добыча, как дурачок Туран, встречается нечасто. Далеко не в каждую поездку один из охранников отбивается от каравана с немалыми деньгами, которые возит с собой. Может, Анвар вообще сделал это наудачу впервые за несколько лет? Когда там погиб Масул, три года назад? А Халид караулит змею у пустой норы… Или… все же нет?
Неторопливые шаги послышались немного раньше, чем из темноты появилась фигура. Халид не вздрогнул и не вскинулся, все так же размеренно крутя шилом дырки в толстом ремне.
– Ну что, сын пустыни, все спокойно? – спросил Мехши, останавливаясь в паре шагов от него.
– Милостью богов, – бросил Халид.
И чутьем понял, что стрела его вчерашних слов попала все-таки в цель. Что-то неуловимо напряженное было в позе Мехши и его взгляде из-под насупленных густых бровей. Сокол еще немного постоял, а потом, поняв, что Халид не собирается говорить первым, присел на брошенный тюк и негромко уронил:
– Непростую сказку ты рассказал вчера. Неужели и правда от Анвара услышал?
– От Анвара я много чего услышал, Мехши, – усмехнулся Халид. – И не только эту сказку. А что, разве не по нраву пришлась? Или за тезку обидно?
– Чего мне обижаться? – ответил холодной усмешкой Мехши. – Мало ли среди караванщиков Соколов? У каждого караван-даша под началом ходят. Мне другое хочется узнать… Помнится, в ту ночь, когда Анвар пропал, ты как раз верблюдицу по степи гонял. Может, видел что интересное?
– Может, – равнодушно пожал плечами Халид и, отложив шило, принялся продевать дратву в толстую иглу с трехгранным наконечником. – А что?
– Но к ир-Салаху не пошел, – задумчиво сказал Мехши. – Значит, приберег это до поры? Вот я и пришел спросить, чего ты хочешь, а? Не зря же сказку рассказывал. А еще мне очень интересно, с чего это Анвар с тобой разоткровенничался? Он ведь болтуном только прикидывался, а о чем надо умел помалкивать.
– Я думал, ты спросишь, вернется ли он? – Халид подпустил в голос немного насмешки, и Мехши нахмурился.
– Об этом я и спрашивать не буду, – раздраженно бросил он, пристально вглядываясь в Халида. – А вот о Туране послушал бы… Если тебе есть что сказать.