Я ехала небыстро, равнодушно глядя на серую дорогу, раскинувшиеся по сторонам бескрайние снежные поля и появляющиеся изредка деревушки. Все-таки, вырвавшись из стен Оболенки, я смогла почувствовать, что все еще жива. Даже чувство голода появилось впервые после смерти папы. В последние дни я практически не ела. Арина силой кормила меня йогуртами, и я сдавалась ее напору только потому, что сопротивляться не было сил. Сейчас же я почувствовала, что по-настоящему голодна.
До Москвы было еще далеко, а живот скрутило до боли. Организм требовал горячей сытной пищи, и я завернула в небольшое придорожное кафе неизвестного городка. Обычно я не ходила в подобные места и сейчас проехала бы мимо, но дальше снова шли леса, а терпеть два часа до столицы не было сил.
– Что будете? – бодро спросила девушка-блондинка в розовом старомодном свитере и небольшом кружевном передничке, который смотрелся совершенно неуместно на теплой одежде.
– Кофе, пожалуйста. Еще бифштекс с яйцом, пюре и слойку с вишней.
– Хорошо. Кофе сразу?
– Да, пожалуйста. Только без сахара.
Официантка заторопилась на кухню, а я оглядела забегаловку, больше похожую на старую советскую столовую. Кроме меня, здесь сидели только двое мужчин за крайним столиком. Они уже поели, судя по пустой посуде, которую блондинка еще не забрала, и теперь курили. Видимо, закон о запрете курения в общественных местах не распространялся на это заведение.
Мне принесли кофе, и почти сразу обед – как оказалось, приготовленный наспех из полуфабриката. Но я была настолько голодна, что стала с аппетитом есть эту гадость. А тем временем эти двое стали внаглую меня рассматривать. Они что-то шептали друг другу, а потом громко, на весь зал, смеялись. Захотелось поскорее убраться из этого места, и я попросила официантку меня рассчитать. Девушка кивнула, но вместо кассы ушла на кухню, а ко мне в этот момент подсели те самые мужчины.
– Какая куколка и совсем одна, – пробасил один из них.
– Мы с другом не прочь скрасить твое одиночество, – сказал второй.
– Спасибо за предложение, но я не нуждаюсь в компании, – как можно решительнее ответила я, чувствуя, как от страха холодеют ноги.
– Зря ты так, девочка, – первый закинул руку на спинку диванчика, на котором я сидела, а второй опустил руку мне на колено. Официантка все не шла.
– Я тороплюсь. Меня ждут… – менее уверенно проговорила я, а дрогнувший голос выдал испуг.
– Кто же тебя ждет-то? Давай посидим, выпьем, пообщаемся, – притянув меня к себе огромной лапищей и поцеловав в макушку, сказал первый. – Эй, Катька! Водочки за знакомство!
– А тебя как зовут-то? – поинтересовался другой, за подбородок повернув мое лицо к себе.
– Фрося Бурлакова, – сквозь стиснутую челюсть ответила я.
– Фроська? – радостно удивился он, судя по всему, незнакомый с советской классикой. – Сейчас зажжем, Фроська! Только Михалыч придет. На четверых сообразим.
Если до этого мне было страшно, то теперь я пришла в ужас. Мои слабые попытки вырваться ни к чему не привели, а когда официантка вместо счета принесла графин водки и три стопки, последняя надежда угасла. И тут в забегаловку ввалился еще один мужик такого же маргинально-пропитого вида.
– Михалыч! – обрадовался один из тех, что меня удерживал. – Смотри, какая цыпа!
Вопреки моим ожиданиям, Михалыч даже не взглянул на меня. Одной рукой он держался за разбитый нос, а второй махнул, чтобы дружки подошли. Оба без лишних слов, отпустив меня, поплелись к Михалычу. Пользуясь минутной свободой, я схватила сумку и стала медленно, стараясь не привлекать внимания, пробираться к выходу, по ходу доставая из кармана ключи от машины. Я была уже у дверей, как тот самый Михалыч меня окликнул: