– Какая разница, кого! Тут ключевое слово «агент». Будь то Пилсудский, а это, кстати, диктатор Польши, будь то Макдональд или папуасская разведка. Так что, еще раз повторюсь, моему деду повезло. Спасибо Льву Давидовичу. В тридцать первом его только за происхождение и за Варшавский институт, точно, поставили бы к стенке или впаяли десять лет без права переписки, что, собственно, одно и то же. Надеюсь, слышали про дело Промпартии?
Николай Анатольевич отрицательно помотал головой. Иван Петрович вновь налил в рюмки. Выпили. Смачно закусили селедочкой.
– Да-с. Скверненько историю знаете, – сказал Иван Петрович, вытирая рот салфеткой. – Так вот, получил мой дед пятнадцать лет лагерей. Хорошо, еще мою бабку не тронули. Ее только выселили с тремя детьми из квартиры в коммуналку, а с работы не уволили. Я же говорю, тогда с врагами народа еще мягко обходились. Деда моего сначала отправили в пересыльный лагерь. Там формировали этапы. Он мне рассказывал, стоят они строем, а перед ними начальник в буденовке. Подошел, вытянул руку, рубанул воздух ребром ладони. И как хлеб режут. Где рубанул, там строй зеков разделялся. Те, что слева, оставались на месте, а справа – отходили в сторону. Моему деду и тут повезло. Ладонь этого буденовца прошлась аккурат по его плечу, и он оказался справа. Потом дед узнал, что те, кто остался слева, отбыли на Соловки. Оттуда мало кто вернулся. Дед же попал в этап, который отправили в Приуралье. Там нашли медные руды. Решили строить обогатительный комбинат. Этап деда направили туда в качестве первопроходцев. Сначала соорудить для себя лагерь, потом строить железную дорогу, комбинат и поселок. Их переправили по Северному морскому пути до устья реки. Оттуда на барже к верховью. В нескольких километрах от речки организовали лагерь. В лагере дед был единственный, кто разбирался в строительстве и лесозаготовках. Поэтому его назначили старшим. Через месяц лагерь соорудили, а указаний, где прокладывать дорогу, еще не было. Начальство приказало заготавливать лес для строительства комбината и поселка. Стали заготавливать и складировать штабелями. Прошел год. По поводу дороги опять все тихо. Дед обратил внимание, в заготовленной древесине жучок завелся. Стал думать, как быть. Недалеко имелось озеро. Оно дугой вытянулось на пару километра вдоль хребта. Называлось Борода. Назвали так потому, что с одного берега над ним нависал обрыв. Откуда спадали водопадами ручьи. Напоминало седую бороду. Ручьи эти вытекали из подножья хребта. Прямо из земли ключи били. С другого конца озера вытекал один ручей, который впадал уже в большую реку. И что интересно, это озеро не замерзало. Даже в самые сильные морозы. Дед тогда, как мог, провел анализ воды и пришел к выводу, ее минеральный состав идеален для морения дерева и жучок не будет страшен. Доложил об этом лагерному начальству. Предложил заготовленный лес затапливать в озере. Начальство сначала заартачилось, но отвечать за испорченные жучком лесоматериалы им не хотелось. Поэтому согласились. Стали лес затапливать. Прошел еще год. Про железную дорогу опять ничего не слыхать. А лес все заготавливают. Через пять лет прибыла комиссия. Думали, сейчас начнут строительство. А комиссия только проверяла работу лагеря. Когда проверяющие узнали про затопленный лес, деда хотели тут же расстрелять, как вредителя. Заодно с ним и начальника лагеря. Тогда дед подвел их к стеллажу бревен, что заготовили в первый год, стукнул палкой по бревну, и посыпалась труха. Потом из озера достали бревно и с трудом распилили. Комиссия, слава Богу, все поняла и гнев сменила на милость. Деду объявили благодарность, а начальнику лагеря дали очередное звание. Уехали, увеличив план по заготовке леса. А о дороге и комбинате опять ничего не слышно. Надо сказать, в том лагере условия были сносными. Питание относительно нормальное. Всё на подножном корме. Большой огород. Картошка и капуста свои. Еще грибы, ягоды. Из охранников и пары зеков организовали охотничью бригаду. Так что, лосятина, кабанятина и, даже, медвежатина в рационе были. Рыбы полно. Вот только с хлебом туго. Его раз в год по реке завозили. Да и начальство не свирепствовало. Деда уважало. Лес заготавливали до сорок первого. Это одиннадцать лет! Потом война. Лагерь закрыли. Все зэки, как один, отправились добровольно искупать кровью. Специалистов не хватало, поэтому деда направили военным инженером строить укрепления под Ленинград. Потом блокада, Белоруссия, Польша, Германия. Окончил войну под Магдебургом майором. Понятно?
– Понятно, что? – спросил Николай Анатольевич, который от выпитого и длинного рассказа собеседника уже начал терять нить разговора.
– Вы спрашиваете, что? Мы же о планировании!
– Планирование тут причем? Это бесхозяйственность.
– Да! – с горячностью воскликнул Иван Петрович. – Именно бесхозяйственность! Вот ответь, откуда она взялась? Где ее корни? Не знаете? – вопрос был, похоже, риторическим, потому что он тут же дал ответ на него. – Бесхозяйственность, друг мой, возникла из-за планирования. Не ручаюсь, как точно все происходило на самом деле. Но я знаю систему, поэтому могу предположить. Скорее всего, дело было так. Нашли месторождение медных руд. Отметили на карте, вписали в реестр. Для индустриализации стране позарез нужна медь. В Совнаркоме решили строить комбинат. Внесли его в общий план. Этот план спустили в комиссариаты. Строительство комбината запланировали в одном комиссариате, железной дороги – в другом, поселка – в третьем, элекртоснабжение – в четвертом и так далее. При этом забыли назначить человека, энтузиаста, ответственного за весь проект, который бы все проталкивал. Если и назначили, то какого-нибудь мямлю, абсолютно непригодного для этого. Ведь при той системе все держалось на энтузиазме. По логике вещей, надо было начинать с железной дороги. Но для Комиссариата путей сообщения на эти планы Комиссариат снабжения не выделил фонды. Поэтому строительство дороги перенесли на поздний срок. Из-за этого Комиссариат цветной металлургии перенес строительство комбината. Один Комиссариат строительства план выполнил и то, от части. Приступил к заготовке стройматериалов. На это ж фондов не надо. Только обеспечить ручным инструментом. Ну а рабочую силу поставлял НКВД. Им планов и вовсе не требуется. В любой момент и в любом количестве поставят. В результате, лес заготавливают, а все остальное стоит. На следующий год опять с железной дорогой неувязка. Планы скорректировали. Зато Комиссариат строительства отчитался о заготовке четырех тысяч кубометров стройматериалов. Им поставили галочку и увеличили план до четырех с половиной тысяч. В конце концов у кого-то терпение лопнуло. Спрашивают, где комбинат? В Комиссариате цветной металлургии пеняют на пути сообщения. Те говорят, что не знают куда прокладывать дорогу, потому что место для комбината им не указали. Создали комиссию. Может, кого-то посадили, кого-то расстреляли. А Комиссариат по строительству продолжает рапортовать о выполнению планов по заготовке стройматериалов. В итоге, направили геологов и геодезистов выбрать место под строительство комбината. При повторном обследовании выяснили, что месторождение не такое уж и богатое. Залежи совсем небольшие. Поэтому строить там комбинат нецелесообразно. Доложили в Москву. Опять кого-то посадили. Комбинат у металлургов и железнодорожников из плана убрали. А про Наркомат строительства забыли. Они продолжали год за годом спускать планы по заготовке никому не нужных материалов и отчитываться за их выполнение. И, каков итог? Двенадцать лет полтысячи человек вручную валили и таскали на себе никому не нужный лес. Заготовили более пятидесяти тысяч кубометров отборного леса ценных пород. Все лиственница и дуб. Мой дед толк в лесе знал. Для вырубки отбирал только лучшее. Тридцать семь заключенных там схоронили. И ради чего? Я вам скажу. Ради галочки о выполнении плана. Дед до конца дней убивался по этому поводу. Ему не так жалко вычеркнутых из жизни двенадцати лет, как этот загубленный лес. Ведь без дорог его оттуда вывезти невозможно. Вот, Николай Анатольевич, что такое планирование, – закончил Иван Петровича. – И не спорьте! Давайте, уж лучше выпьем!
Николаю Анатольевичу не хотелось спорить. Да и возразить на рассказ не чем. Поэтому рюмкой помянули предка Ивана Петровича.
Этот случайный пьяный разговор тут же вылетел у Николая Анатольевича из головы. До времени. По возвращению домой он с головой окунулся в, уже ставшие традиционными, авралы последнего месяца года, а также в бытовую предновогоднюю суету.
Длинные новогодние каникулы они со Светланой решили провести в горах, на горнолыжном курорте Канацеи, что в провинции Больцано, в итальянских Альпах. Если он худо-бедно умел спускаться с гор, то Светлана в этом деле была полным профаном. Вот и решили, он – отточит свои навыки, а она – получит первые уроки. К сожалению, каникулы не заладились с самого начала. Прибыли на курорт тридцатого декабря. В горах разыгралась буря. Шквалистый ветер и заряды мокрого снега. Поэтому все трассы закрыты. Пришлось ему вместе с гостиничным инструктором давать Светлане уроки на лыжной карусели для начинающих при гостинице и на небольшом склоне там же. Только Новогодняя ночь порадовала. Ветер стих и крупные хлопья снега плавно спускались с небес, покрывая шапками дома и деревья. Российская диаспора отеля, а ее тут было чуть ли не половина, высыпав на улицу, по традиции, под бой Курантов на два часа раньше остальных постояльцев шумно отметила наступление следующего года. Было по-настоящему весело. Нашим. Остальные обитатели отеля, то ли завидовали, то ли сердились, потому что с наступлением уже местного Нового Года весело шумели опять же только россияне.
На следующий день буря разыгралась по новой и продолжалась еще два дня. Третьего числа, наконец, прояснилось. Подъемники открылись. Светланкины уроки продолжились уже на горнолыжных трассах, правда, пока еще совсем небольших, для детей и начинающих. Светлана была счастлива. После каждого спуска она, румяная и разгоряченная, заливалась звонким смехом, от которого и ему было радостно. На следующий день Светлана решила, что уже достаточно уверенно змейкой скатывается с горы, и пора ей спуститься по настоящей взрослой трассе. Как можно было отговорить молодую женщину в ослепительном красно-белом лыжном костюме, к которому совершенно не шел этот куцый склон для чайников? Она с видом бывалого мастера уселась рядом с ним на скамейку подъемника, и они поплыли к вершине над летевшими вниз разноцветными лыжниками, которые с легкостью и изяществом закладывали виражи, поднимая вееры снежной пыли. При первом же спуске Светлана кувыркнулась, подпрыгнув на кочке, не проехав и трети трассы. Ведь преодоление кочек она еще не проходила. На горке для начинающих их не было. Это падение сильно испортило Светлане настроение, так как его последствием стала распухшая коленка, из-за которой она вынуждена была передвигаться, опираясь на палку. Местные лекари наложили повязку, прописали мази и обещали, что боль пройдет недельки через две. Катание с гор под оскал улыбки жены, вынужденной, щурясь от ослепительного солнца и искрящегося снега, наблюдать за ним из шезлонга с кружкой глинтвейна в руках, не доставило ему радости потому, что ночью в постели гостиничного номера она была холодна, как каменная статуя, повернутая к нему спиной.
– Увези меня отсюда! – потребовала Светлана еще через день, так как неутихающая боль в ноге и прогнозы докторов не давали ей никаких шансов снова встать на лыжи в этом сезоне.
Ему не хотелось уезжать. Он только вошел во вкус, все увереннее петляя на горных спусках. Однако, возрастающее раздражение хромоногой жены заставило его искать место для смены дислокации. От поездки в Милан она отказалась, так как ковылять с палкой по магазинам ей также было тяжело. Предложил остаток каникул провести, греясь на солнышке на Тенерифе. Она со скрипом согласилась. Лучше бы остались в горах. Всю неделю, что они там были, какое-то странное облако висело над островом, временами исторгая из себя клубы тумана из мельчайшей водяной пыли. Что интересно, над океаном куда ни глянь, голубое небо. А над островом серая пелена и водяная пыль. Они не улетели сразу только потому, что надеялись, что назавтра облако сдует и, наконец, будет солнце. Но наступало новое завтра, а облако кружилось на прежнем месте, от чего настроение все более портилось, особенно у жены. Домой они вернулись на трех ногах. От туманной сырости Тенерифе у Светланы раздуло коленку и она уже не могла наступать на ногу. Стоит ли говорить, что впечатление от новогодних каникул у них было наипоганейшее. Более того, как на зло, коленка Светланы совершенно выздоровела на следующий по возвращении день после трехчасового компресса из черной редьки с медом и солью. Народная медицина посрамила европейскую.
Скорее чувством, чем разумом, ему показалось, что с этих злополучных каникул в их отношениях со Светланой что-то треснуло. Исчезло те новизна чувств и страсть, что пылали в нем с их первой ночи в маленьком домике на берегу моря. Их интимные отношения скорее напоминали ритуал, и уже крайне редко вспыхивали внезапно, где попало, с разбросанной в беспорядке вокруг одеждой. Иногда Светлана была ему даже как-то неприятна. В такие минуты он запирался в своем кабинете и просмартивал отчеты по своим фирмам, а когда их не было, крошил монстров в компьютерной стрелялке. Иногда, уходя на работу, он испытывал неосознанное облегчение от чего-то, совсем ему непонятного. В эти дни он позволял себе долго засиживаться в своем офисе, хотя особо срочных дел, которые нельзя было отложить на завтра, у него не было. Однако, через некоторое время его все равно тянуло домой, к жене. С высоты своих лет и жизненного опыта он понимал, у всех супружеских пар рано или поздно медовая пора заканчивается, после нее людей связывает только привязанность и привычка, а также взаимная забота и снисходительность к недостаткам другого, что, собственно, наверное, и называется любовью. По примеру своих родителей он так же знал, что даже у самых любящих друг друга людей бывают размолвки и скандалы, а у него, слава Богу, скандалов еще никогда не было. Впрочем, за ежедневной суетой ему некогда было задумываться об этом. Лишь только смутные чувства всплывали в подсознании. А сознание говорило: «Ты любишь ее». Действительно, он любил ее и был уверен, что любим. Не смотря ни на что.
По возвращению с каникул, жизнь потекла как и прежде. Он занят целыми днями на работе, а она – всецело отдала себя отделке и оборудованию уже построенного их дома. Как-то, в начале мая, Светлана позвонила ему на работу и потребовала, чтобы он срочно приехал в их новый дом. Она говорила крайне возбужденно, из-за чего он не разобрался, что именно произошло, лишь понял, что произошло что-то страшное, непоправимое. Пришлось отложить дела и ехать.
Светлана встретила его в, практически, уже готовом холле на первом этаже. Она раскрасневшаяся, с горящими праведным гневом глазами ходила по кругу в центре холла, цокая по паркету металлическим набойками высоких каблуков сапожек. Кроме нее в холле находился уже немолодой сухощавый мужчина в рабочей чистой спецовке. Он спокойно сидел на полу, возле камина.
– Разберись с ним! – потребовала Светлана сходу, как только Николай Анатольевич зашел в холл, и указывая на человека в спецовке. В тоне ее выкрика было столько негодования, что казалось, этот человек совершил что-то очень страшное, заслуживающее, как минимум, смертной казни и эта фраза в ее устах прозвучала как: «Распни его!»
Человек в спецовке даже не шелохнулся.
– Что? Что произошло? – спросил Николай Анатольевич как можно мягче, чтобы не нагнетать, и так уже накаленную, атмосферу.
– Он запорол нам паркет! Видишь!
ebooksa