Перекресток трех дорог

22
18
20
22
24
26
28
30

– Женщины в этом крыле не лежали, они помещались в секторе пятом, – ответил врач. – А из врачей здесь были только я и двое моих ординаторов, да еще два студента-медика.

Они поблагодарили его, напоследок Макар спросил – какой совет вы можете дать в смысле профилактики – на будущее, чтобы не попасть к вам снова? Он спрашивал это для полковника Гущина, который слушал напряженно и болезненно.

– Носите маску, избегайте людных мест, принимайте витамин Д, мойте руки. – Врач печально усмехнулся. – Маленькие советы и ухищрения песчинок в водовороте мировой катастрофы.

– То есть все это ни к чему? Иллюзия? – хрипло спросил полковник Гущин.

– Это наш щит, последний психологический щит перед катастрофой, которую мы никогда прежде не переживали.

Макар не желал, чтобы полковник Гущин покидал это место – вот так.

– Федор Матвеевич!

– Да? Что тебе, Макар? – Гущин смотрел на корпуса мобильного госпиталя, столь похожего на место, где едва не умер он сам.

– Я Леню Жданова в Лондоне встречал и про жену его слышал. Полина Жданова, она его продюсер, женила Леню на себе. Превратила в полного подкаблучника. Ей за сорок уже, а ему всего тридцать лет, он меня моложе. До этого Полина была замужем за телепродюсером Свирским, развелась и отсудила у него львиную долю бизнеса. Они очень богаты и раньше в Лондон часто приезжали, я их в клубах в тусовке встречал, хотя мы никогда не дружили. С Полиной иногда, нечасто, общалась моя бывшая жена Меланья, они одного поля ягоды. – Макар помолчал. – Они живут на Пахре, купили бывшую академическую дачу, хотя по всем меркам таким, как они, обитать бы где-то на Рублевке.

Глава 38

Подруги Вероники

Судья кассационного суда Лия Батрутдинова приняла Клавдия Мамонтова в перерыве между судебными заседаниями у себя в кабинете. Строгая, в синем летнем деловом костюме, ухоженная, поджарая, спортивная, с идеальной стрижкой и жемчужными серьгами в ушах – в ее взгляде, которым она окинула высокого Мамонтова, сквозили надменность и одновременно скрытый чисто женский интерес. А Мамонтов сразу напрягся – Батрутдинова оказалась яркой блондинкой. Деловой костюм ее был скромен, но вот на стуле рядом с ее рабочим столом лежала дорогая сумка от Прада (Мамонтов вспомнил слова официантки из кафе в Фоминове про сумку «упакованной дамочки»). У судьи был просто идеальный маникюр – лак яркий, бордовый.

– Мне сообщил начальник Фоминовского УВД эту трагическую новость об убийстве Вероники, я потрясена, – объявила она чисто судейским спокойным голосом без эмоций. – Но вы зря проделали весь этот путь, о Веронике я мало что могу вам рассказать. Последние восемь лет мы практически не общались, не виделись, лишь поздравляли друг друга с днем рождения и то по электронной почте.

– Но вы знали ее раньше, вы работали вместе с ней в фоминовском суде и дружили, как я слышал. – Клавдий Мамонтов без приглашения уселся на стул перед судьей.

– Это было так давно, две юные секретарши. – Лия Батрутдинова достала сигареты из сумки и закурила. – Ужасно, что с ней произошло… А кто ее убил?

– Мы стараемся это понять. У нее дома в компьютере были обнаружены файлы с копиями материалов из судебного архива. Мы подумали – она не могла… ну, делиться информацией, продавать ее на сторону за деньги?

– Ника? – Судья выпустила дым изо рта, затянулась. – Нет, уверяю вас. Она была честным сотрудником, это все ее фанатичный перфекционизм – а вдруг что-то случится с судебным архивом, не дай бог, например, зальет из-за прорыва водопровода? Или вдруг в суде компьютеры сломаются все разом? А у меня в компе весь архив целехонек, так она думала наверняка. Ей бы никогда не пришло в голову торговать информацией, поверьте мне. У нее бы мозгов не хватило на такую аферу, да и смелости тоже.

– Ну, такой бессребреницей она была лет двадцать назад, могла ведь измениться, – ответил Мамонтов, разглядывая эту даму под пятьдесят, которая, отвечая на вопросы, теперь смотрела на него откровенно изучающе. – В ее жизни были мужчины?

– В молодости. Но она так и не вышла замуж.

– Она трижды пыталась сдать квалификационный экзамен в судейский корпус и всякий раз проваливалась. Почему ее не брали в судьи? Что настораживало?