Рука её была достаточно тверда для этого.
Едва вернувшись во дворец в Ледуме, лорд Эдвард почувствовал присутствие чужака.
Минувшая трудная ночь, за которую так и не довелось сомкнуть глаз, изрядно утомила правителя. Энергозатратные телепортации на значительные расстояния, серьезное расходование ресурса на ликвидацию лорда Доминика, нервотрепка с участием заклятых союзников оборотней — всё это давало о себе знать. Тем не менее, результат был хорош. Ситуация в Ламиуме полностью взята под контроль, магическое поле восстановлено и стабилизировано, бомбы испытаны успешно, новая леди Луцилла подтвердила сюзеренитет Ледума.
Все ожидания правителя оправдались наилучшим образом, и в эту минуту он хотел только одного — отдыха, чтобы восстановить силы. Однако, наличие постороннего в Северной опочивальне, предназначенной специально и исключительно для покойного сна, сильно осложняло воплощение этих планов в жизнь.
— Видят боги, ничего не меняется в Ледуме, — чуть укоризненно раздалось в тишине спальной комнаты, едва заклинатель переступил порог. — Этот город будто застрял вне времени. Те же долгие дожди, те же сырые холодные ветры… И ты развлекаешься всё так же гнусно и кроваво, Эдвард.
Голос звучал словно бы отовсюду, так что источник сложно было определить сразу. Тишина немедленно была поглощена им. Голос накрывал с головою, как большая волна накрывает пловца — и тянет на дно обмякшее тяжелое тело.
— Неужели никто до сих пор не обеспокоен твоими, мягко выражаясь, бесчеловечными забавами? — чистый голос с легкостью мог принадлежать ребенку, но в то же время слова и манера речи были чересчур серьезны и церемонны даже для взрослого. Но это был знакомый, слишком знакомый голос, чтобы теряться в догадках. — Или человечность не к лицу правителю Ледума, который перестал относить себя к смертным? Люди, ох, люди… Достаточно какой-то пары-тройки сотен лет жизни, как вас уже поражает гордыня… впрочем, должен заметить, в твоем случае, она поразила плод еще в утробе матери.
Лорд Эдвард молчал, устало прислонившись к двери, которую только что плотно прикрыл за собой, и голос, не дождавшись ответа, продолжил:
— Однако твой азарт завораживает меня, как и прежде, как движения умелого факира завораживают кобру. С какой беспечной легкостью лорд-протектор покидает город, почти на десять часов оставив его без защиты! Дерзкий план, но вполне в твоем духе. Совершенно безрассудно — и бесподобно. Как говорится, кто не рискует, тот не пьет игристое.
— Какого черта тебе нужно?
Правитель сделал пару шагов внутрь, с растущим раздражением оглядывая комнату. Интерьер спальни, как и всего Северного крыла дворца, был решен с использованием разнообразных оттенков фамильных цветов лорда Ледума — белого с небольшими вкраплениями голубого и серого.
Более изысканного сочетания, подчеркивающего благородство, утонченность и высокое положение владельца, просто не существовало. Идеально-белое пространство играло и переливалось различными нюансами: от оттенка натурального хлопка и снега до цвета слоновой кости и сливок. Редкие цветные детали резко выделялись на общем нейтральном фоне, и особенное значение приобретала игра света, в зависимости от которого интерьер становился теплым или холодным.
Комната казалась пустой. Не сразу лорд Эдвард перевел взгляд на расположенное в уютном углублении алькова ложе. От посторонних глаз его укрывала специальная ширма, сотканная словно бы из тонкого ломкого льда.
За ширмой смеялись. Смех был похож на прозрачный звон колокольцев, плывущий в раскаленном полуденном небе. Прохладный, завораживающий смех.
— Выражаться так надменно, так грубо способен только истинный аристократ, — неторопливо отозвался неизвестный, перекатывая слова на языке, словно те были сварены из карамели, — тягучей, густой и приторно сладкой. — Но не лучше ли тщательнее подбирать обороты, дабы случайно не оказаться понятым неверно? Разве подобные нападки рассчитывал услышать я, лишенный радости видеть тебя почти двадцать лет? Должно быть, это недоразумение, и лорд Ледума не желал огорчать меня понапрасну. Или ты и в самом деле расстроен моим визитом?
— Думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос, — маг несколько сбавил тон, угадав в последних словах гостя укор, мягкий, как прикосновение кошачьей лапки. Обманчиво мягкий. — Мне жаль, что тебе пришлось ждать десять часов. Что касается моего отсутствия, я счел вероятность нападения извне или же каких-то опасных событий внутри города, ничтожно малой чтобы принимать её в расчет… Так зачем ты здесь?
— Ответ на этот вопрос также известен нам обоим, — остро парировал пришелец, продолжая улыбаться — так ласково, так сахарно, как если только что перерезал кому-то горло. И получил от этого удовольствие. — Поверишь ли, я сам иногда пугаюсь нашему с тобой всезнанию, Эдвард. Не следует ли иногда нарочно забыть о нем, оставить себе возможность для удивления? Блаженное чувство новизны, когда всё бывает впервые… недоступное более.
Он негромко вздохнул, но заклинатель вновь никак не отреагировал.
— Но нет — ты слишком прямолинеен, чтобы притворяться, не так ли? — насмешливо звенел голос. — И слишком азартен в игре. Скажи мне, мой проницательный лорд, как высоко оценил бы Доминик степень вероятности умереть этой ночью? Думаю, так же, как и ты, — «ничтожно малой». Тем не менее, теперь он мертв, а город его омыт кровью и едва не уничтожен. Почему же так происходит? Уверен, ты знаешь ответ, также как и я: потому что зачастую для всестороннего анализа и правильных выводов не хватает данных. Что-то остается сокрытым даже от самого пристального взгляда, и даже мудрейшие не в состоянии предвосхитить всё. Мы ошибаемся, Эдвард. Возможно, в этом и заключается наивная прелесть жизни.
— Не равняй меня с Домиником, этим старым самодовольным глупцом, — не выдержав, сухо отрезал правитель. — Он проморгал заговор у себя под носом. Я же сам создал Ледум, в том виде, в каком он существует теперь. Я вылепил его из глины безвременья и придал чеканные формы будущего. Каждый вдох, каждый выдох этого города происходит с моего ведома и дозволения. Ничто здесь не может остаться сокрытым от меня. Ничто!