— Если это как-то утешит вас, лорд Эдвард высоко оценил вашу выдержку. Он был уверен, что в первые дни после казни вы непременно сорветесь и броситесь на него, пытаясь заколоть своей профессорской указкой.
В глубине души Карл искренне соболезновал старому другу, но всё же не смог удержаться от соблазна подпустить шпильку и вывести на эмоции. Бить без жалости, бить в слабое место — в этом была звериная натура оборотня.
— Что? — возмутился и одновременно изумился ученый. — Но… откуда он знает?! Не может быть, чтобы вы рассказали правителю, ведь так?
Он пристально вгляделся в насмешливо блестящие глаза нелюдя и похолодел, прочтя в них ответ.
— Да как вы могли… как посмели выдавать чужие секреты! Это бесчестно!
— Перестаньте, Мелтон! — похоже, Карл ни секунды не собирался оправдываться или приносить извинения. — Неужели вы думаете, осталось хоть что-то, о чем я не сообщил ему за эти тягостные годы? О, как счастлив я был разговаривать хоть с кем-то, пусть это был бы хоть сам дьявол! Прошу вас, поймите же меня. В некоторые дни моего одинокого заключения я почти терял надежду: уверяю, сумасшествие было предельно близко. Я остро ощущал, как меняется восприятие действительности, и только сила воли удерживала меня на самой границе безумия. Однако я должен разочаровать вас: лорд знал и раньше. Думаю, Лидия сама открыла ему правду. Она всегда была слишком честна и чиста душой, чтобы лгать хоть кому-то.
— Но… как же так? — Мелтон удрученно покачал головой, словно до сих пор отказываясь верить услышанному. — По поведению правителя я никогда не заподозрил бы, что ему стало известно о моих чувствах…
— Вот это как раз неудивительно, друг мой, — невежливо хмыкнул оборотень. — Догадливость никогда не была вашей сильной стороной, а психология не входит в число любимых вами точных наук. К тому же, наш лорд не из тех, кто прямо показывает окружающим, что у него на уме. Когда это нужно, он может быть весьма умелым манипулятором. Несмотря на природную вспыльчивость, правитель холоден и закрыт, — более, чем кажется.
— Но почему он просто не запретил ей заниматься наукой и появляться в Магистериуме? — профессор выглядел обескураженным. — Это было бы и логичнее, и проще.
— Сердечные дела бывают запутаны, — оборотень приблизился к ученому и дружески положил руку ему на спину. Тяжелую, опасную руку. — Должно быть, он понимал, что силой не удержит её рядом. Если бы Эдвард действовал подобным образом, что-то неминуемо сломалось бы в их с Лидией и без того непростых отношениях. По этой же причине он и вас не тронул. Хотя, думаю, то был не основной резон: кто же станет убивать курицу, несущую золотые яйца. Лорд простит вам что угодно, пока вы полезны… Понимаете, Мелтон — всё, что угодно.
Он особенно выделил последнюю фразу, сверху вниз выразительно глядя на старого друга. Но тот по-прежнему был рассержен и не желал ничего слушать.
— Вы утверждаете, будто он в самом деле любил Ли? — гневно переспросил Мелтон. — Будто она была ему дорога?
Сердце Карла аж ёкнуло, кольнуло иглой невыносимой ностальгии, едва он услышал это милое студенческое прозвище. Так называли ее друзья, в те времена, когда Лидия еще не была примой Ледума и матерью инфантов. Далекие, далекие времена.
Мелтон меж тем не желал успокаиваться. Замурованные много лет назад чувства и сожаления нашли наконец выход.
— Да как вы смеете! — почти кричал профессор. — Я не верю в этот отвратительный вздор. Правитель Ледума не имеет сердца. Он сам, сам подписал указ о казни. Еще прежде он без колебаний отдал беззащитную женщину на растерзание своему цепному псу, безжалостному чудовищу Винсенту. Это слишком жестоко даже по отношению к врагу, а уж прима Ледума, мать его детей, без сомнения, заслуживала лучшей участи…
При упоминании о канцлере, по вине которого и был раскрыт его великолепный заговор, а сам он оказался повержен и пленен, Карл почувствовал, что и сам не в силах сдержать копившуюся все эти годы ненависть — она выплеснулась наружу с глухим угрожающим рычанием. Дыхание оборотня сделалось тяжеловесно, а в глазах заплясали мутные сумасшедшие огни. О, с каким удовольствием прикончил бы он этого омерзительного типа, задушил, как беспомощного куренка…
Призраки прошлого явились из небытия и взывали к отмщению. Вероломные призраки, с которыми он не искал встречи.
К несчастью, отныне память — их скорбное жилище.
— Вы безумны, друг мой, — заметив это, с сожалением проговорил ученый. — Увы, вы безнадежно безумны.
— А кто здесь безнадежно нормален? — не выдержав, вспылил Карл. — Может быть, вы, профессор, являете собой образец душевной гармонии? Так поможете вы мне в конце концов или, как всегда, струсите?