Тень Серафима

…Но… как же… Моник?

Несмотря на судорожно плещущуюся в сознании безотчетную панику, Себастьян нашел в себе мужество глубоко вдохнуть и вполне трезво оценить ситуацию. Силы были не то что неравны — они были чудовищно, колоссально неравны. Так просто не бывает.

Увы, помочь боевой подруге он больше ничем не сможет, надо честно признаться себе. Из этой пещеры ей не выйти. Должно быть, стражи уже схватили её и разорвали на части. Почти наверняка это так. Почти наверняка она уже мертва. Это невозможно осознать сейчас, но…

Рано или поздно смерть находит каждого ювелира. Каждый из них не раз встречался с ней лицом к лицу и зачастую был обязан жизнью лишь счастливому стечению обстоятельств. Но удача — еще и изменчивая дамочка. Она мало кому остается верна надолго.

Моник всегда была отважна. Она прекрасно знала о серьезном риске их работы, об опасности гибели. Каждое новое задание было игрой со смертью. Хотела бы Моник, чтобы он тоже погиб сегодня, погиб напрасно и глупо, в неравной борьбе? Наверное, нет. Наверное, она бы выбрала для него второй шанс.

Она бы выбрала для него жизнь.

Несмотря на все доводы рассудка и здравого смысла, Себастьяна неудержимо тянуло назад, и с каждым сном всё неудержимее, всё сильнее. Всё сильнее, потому что ювелир уже знал, что так и не сумеет простить себе этой минуты малодушия. Что совесть и чувство вины будут грызть его за этот бесчестный поступок, грызть остервенело и жадно, как голодные псы глодают мясную кость. И больше ему не хотелось вновь, раз за разом совершать это гнусное предательство, оставляя себе пустую и бесполезную, по большому счету, жизнь. Оставлять себе одиночество. Для чего он остался в живых? Красть камни по приказу богачей, делая тех еще могущественнее, еще влиятельнее? Убивать таких же, как он сам, жалких пешек, из нужды вставших у него на пути?

Всё бессмысленно…

— Пойдем со мной, — тихий голос неожиданно остановил его на бегу, как останавливает стрела, бьющая навылет, прямиком в сердце.

Проглотив вдох с кровью, Серафим обернулся.

— София? — это было странно, но почему-то ювелир даже не удивился. — Откуда?.. Зачем ты здесь?

— Пойдем, — настаивала его новая знакомая. — Я покажу. Ты ведь хочешь знать, что с ней стало.

— Нет, — Себастьян сам не ожидал от себя такого ответа. — Не хочу.

— Не бойся. Оставь прошлое в прошлом. Ты волен сделать это.

Голос Искаженной чудесным образом разорвал липкую паутину сна. Сделав первый шаг, Себастьян с удивлением убедился, что может двигаться и в обратном направлении тоже. Тягостная предопределенность была наконец разрушена.

Осознав это, Себастьян задрожал от волнения. Он может вернуться. Он может снова увидеть Моник! Его Моник.

Крутанувшись на месте, как смерч, ювелир опрометью бросился назад, остро боясь не успеть, опоздать — опоздать даже здесь, даже в этой ничего не значащей зыбкой ночной иллюзии. Сердце бешено колотилось, словно в груди простого смертного. Краски бестолково смазывались, текли, сон таял, расползался по пыльным закоулкам разума. На поверхности наступает новый рассвет. Ослепительно-белые лучи солнца песчаными змеями вползают в мрачное чрево пещеры.

Всё менее реальным становилось происходящее, совсем отступив от событий прошлого. Медленно, мучительно медленно солнце восходило в самой его голове. Золотистые волосы Софии темнели и тяжелели, наливаясь насыщенной яркой бронзой, карие глаза затопила зелень. Выражение лица стало серьезнее, строже. Такое знакомое, до боли знакомое выражение. На щеках проступили чуть заметные милые ямочки, брови изогнулись сильнее, отчетливее. Накрашенный рот стал тоньше и приобрел естественную живую окраску, ничуть не став от этого менее зовущим, напротив… совсем напротив.

Образы Софии и Моник слились.

— Моник?.. — Себастьян наконец оказался к ней почти вплотную, так, что частое горячее дыхание касалось кожи. — Как долго я ждал.