Тень Серафима

22
18
20
22
24
26
28
30

Взглянув на часы, ювелир мимоходом отметил, что с момента утреннего бегства из гостиницы прошло ровно два часа. Как раз на это время он опрометчиво назначил встречу с Софией. Интересно, удалось ли девице выбраться из гостиницы и спастись? Где она теперь — в пыточной камере? Или наивно ожидает его появления на центральной площади? Тщетно, напрасно ожидает, рискуя каждый миг попасться…

Себастьян ощутил болезненное чувство вины. Черт возьми, неужели он умудрился привязаться к девчонке? Как такое возможно — не сам ли он мечтал отделаться от самонадеянной и бесполезной спутницы, не желая тащить непосильное ярмо обязательств?

Да, всё так… Но ведь девица помогла ему, возможно, даже спасла жизнь. Кто знает, чем кончился бы вышедший из-под контроля ритуал, если бы София вовремя не прервала процесс? К тому же, она доверилась ему, а доверие невольно налагает ответственность. Почти наверняка, ювелир является единственной надеждой несчастной выжить в этом хищном городе.

Говорят, надежда — глупое чувство, а глупость должна быть наказана… Себастьян отчаянно не хотел верить в это. Сам он давно излечился от иллюзий, но как прекрасно было время, когда они жили в его душе. Каким прекрасным казался мир! Только казался, но тем не менее. И пусть сам ювелир никогда уже не сможет взглянуть на него как прежде наивными детскими глазами, — но ведь кто-то должен верить в лучшее.

Эта девушка, София, — еще почти ребенок, рано лишившийся родительской заботы. Она слишком молода, чтобы страдать. Он может немного продлить её детство, позволить ей роскошь быть беззащитной, глупой и непорочной. Возможно, именно такого человека ему не хватает рядом — капли чистой воды в бездонном океане жадности, равнодушия и цинизма жителей Бреонии.

Нет, сильф никогда не сможет простить себе, если погубит еще одну невинную.

Себастьян и не заметил, как во время размышлений ноги будто сами собой вывели его к людной городской площади, сохранившей старинное название Ратушной.

От сердца отлегло, когда в потоке чужих равнодушных лиц ювелир наконец различил знакомые черты и теплые карие глаза, осветившиеся искренней радостью встречи.

* * *

София изумленно оглядывалась, изо всех сил стараясь удержать себя в рамках приличия и не таращиться чересчур уж откровенно на диковинные фрески, сюжетные мозаики и гобелены, украшавшие стены и потолки с виду обычного, ничем не примечательного здания, куда привел её Себастьян. Комната, в которой они сейчас находились, занимала весь первый этаж и была почти пуста — только несколько рядов аскетичных скамей из лакированного черного дерева, да небольшое возвышение у противоположной от двери стены. Высокие узкие окна, задрапированные темными портьерами, желтые свечи в старомодных тяжелых канделябрах, тишина — всё это создавало ощущение мрачноватой торжественности. Пахло чем-то пряным и свежим.

Сам хозяин дома также был более, чем странен — в простом черном костюме, аккуратно причесан, гладко выбрит, со скромным, но в то же время строгим выражением лица. Лет ему было где-то за пятьдесят, однако лицо практически не тронули морщины, а волосы — седина. Глаза мужчины были спокойными и внимательными.

В целом, он производил неуловимое, но четкое впечатление человека не от мира сего.

— Скольких людей ты убил с момента нашей последней встречи, сын мой? — Мягко вопрошал он тем временем коленопреклоненного ювелира, который ритуально склонил голову в знак смирения и кротости.

— Четверых, отче.

— Скольких ты ограбил? — Размеренная речь святого отца погружала в состояние глубокого спокойствия, похожего на гипнотический транс.

— Одиннадцать человек, отче.

— Сколько раз вступал ты в порочные связи, не скрепленные церковью святыми узами брака?

— Трижды, отче.

Неожиданно для самой себя София густо покраснела. Очевидно, она тоже входила в длинный перечень смертных грехов Серафима. С этой точки зрения девушка никогда не смотрела на поступки — свои или чужие. Непривычное, заставляющее многое переосмыслить мировоззрение.

И, наверное, очень непростое.

Инвентаризация грехов меж тем неторопливо продолжалась.