Венера Прайм,

Но Форстер еще не закончил, у него был еще один туз в рукаве.

– Но прежде чем мы потеряем связь с остальной Солнечной системой, я зарегистрирую заявку на Амальтею. Она поступит на Ганимед, а потом в Манхэттен, Страсбург и Гаагу, прежде чем Мэйс и его… хм… ассистент освободятся от медицинского снаряжения.

– Как вы можете это сделать, сэр? – Опять вмешался я. – Позвольте мне констатировать очевидное. – Космическое право запрещает частным лицам претендовать на астрономические тела.

Форстер одарил меня своей фирменной кривой ухмылкой, подняв одну кустистую бровь и опустив другую:

– Я подам заявку не на  астрономическое тело, мистер Хокинс. Ядро Амальтеи – заброшенный космический корабль. От имени комиссии по культуре я подам заявку на его спасение. Если Мэйс попытается украсть какие‑нибудь сувениры, он украдет их у Совета Миров. Я объясню ему ситуацию, прежде чем у него появятся на этот счет какие‑нибудь блестящие идеи.

На этом разговор закончился. Последующие три дня профессор так усердно руководил нами, что я едва успел перекинуться с Марианной парой слов наедине.

Хокинс услышал стук люков и шипение газов. Смена уже началась. Было пора собираться на работу.

И у меня не было времени даже думать о ней. Исследования полностью захватили меня. А вчера днем мы нашли посла…

XXI

Внутреннее море Амальтеи кипело полное жизни и не хотелось думать, что пройдет немного времени и весь лед растает, и вся эта жизнь погибнет в вакууме.

Проникнув в корабль «Манта» легко скользила в воде, всегда находясь рядом с исследователями, облаченными  в белые брезентовые скафандры, подсвечивая им своими прожекторами. Они были самыми удачливыми археологами в истории человечества – им удалось найти громадный космический корабль.

Корабль представлял собой как бы несколько сфер, тонких, как воздушный шар, вложенных одна в другую. Все пространство внутри было заполнено водой. Замороженный почти до абсолютного нуля в течение миллиарда лет, этот корабль‑большой‑как‑мир прекрасно сохранился.

Он казался совершенно пустынным, нигде не была заметно ни одного из тех существ, которые роилась в воде снаружи. Тысячи огромных камер производили впечатление естественных подводных образований, за исключением того, что в них не было жизни, но никто не мог сказать, что ее не будет прямо за следующим поворотом.

Находилось множество артефактов – орудий и инструментов, и то, что могло быть мебелью, и надписанные предметы простые и сложные, некоторые, назначение которых можно было угадать, некоторые сбивающие с толку… слишком много всего, чтобы несколько людей могли начать каталогизировать.

Форстер вместе со Спартой, пилотировавшей субмарину, обнаружил «художественную галерею» утром второго дня. Этот термин пришел ему на ум спонтанно, и действительно, лучшего названия для этого места нельзя было придумать, казалось, нельзя было ошибиться в его назначении.

– В этих отсеках мы можем надеяться найти ключ к душе культуры X. – Заявил Форстер.

Им потребовалось шесть драгоценных часов, чтобы перебазировать «Майкла Вентриса», поставив его на поверхности Амальтеи прямо над входом в корабль. Затем они использовали «Старого Крота» в последний раз, чтобы пробить еще одно отверстие в заметно более тонком льду.

Форстер разделил своих людей на три группы. Для археолога он был неплохим психологом, поэтому Мэйс, Марианна Митчелл и Хокинс попали в разные группы. Мак‑Нил и Гроувз всегда оставались на борту, один спал, другой бодрствовал. С ними по очереди оставались Мэйс или Марианна Митчелл. Внутри корабля‑мира, один человек всегда должен был оставаться в «Манте», в то время как двое других работали в скафандрах.

В первую смену работали Спарта, Хокинс и Форстер. Во вторую – Блейк,  Уолш и Марианна или Мэйс. Это был хороший план, и он сработал – по крайней мере, в первые два дня.

Затем у «Вентриса» возникла проблема со сверхпроводящим радиационным экраном. Даже в тени Амальтеи щит был жизненно важен для их безопасности, и если бы он вышел из строя, потребовался бы их немедленный отлет на Ганимед – так что Уолш и Мак‑Нилу пришлось основательно потрудиться. А расписание Форстера пошло прахом и он набирал команды из тех, кто был достаточно свеж, чтобы работать.