— Знаю, — самоуверенно ответил Лисицын. — Минута это та самая, из которой складываются часы.
Все вокруг рассмеялись, а Вовка уточнил:
— Вот именно, «та самая, из которой».
Все рассмеялись еще громче. А я подумал, что смешного тут ничего нет. Дождь на носу, и жук-кузька на опытном поле поедает пшеницу, мама ждет нас возле конторы, а мы тут прохлаждаемся. Но никто не заметил моего волнения и осуждающего взгляда, и все по-прежнему смеялись, а Вовка, которому дай только повод, самовлюбленно продолжал поучать пятиклассника.
— Так вот, старик, мы выяснили, что ты абсолютно не готов к учебе в пятом классе и педагогический совет школы допустил серьезную ошибку, не оставив тебя еще на год в четвертом классе.
Лисицыну не понравилась эта шутка, он нахмурился, как небо, и спросил:
— А ты все знаешь?
— Я знаю даже то, — поднял гордо лицо Вовка, — что ты успел забыть.
— Это что же, например? — все больше хмурился Лисицын.
— Не надо уточнять, — покровительственно похлопал его по плечу Генка. — Это будет уже два ноль в мою пользу.
В это время пришла Света и сказала, что тетя Дуся не может варить обед, племянник приехал из армии и сегодня у нее законный выходной и мало ли кому что взбредет в голову, а самое главное, у нее от этого колготного лагеря голова кругом идет, и она не чает, когда ее переведут на кухню полевого стана. В общем, нам стало ясно одно, что все мы останемся сегодня без обеда, а по какой из причин, это уже не так важно. Но и этот отказ не испортил настроения. Подумаешь, один раз не пообедать. Тем более, что ключ от кладовки тетя Дуся отдала Светке и мы могли взять сухой паек.
— Нет, нет, — протестующе поднял руку Грачев, — Почему мы должны нарушать режим питания? Главное для нас что? Солнце, воздух и еда! Я не согласен и предлагаю назначить кашевара и его помощников из лучших учеников тети Дуси.
Под общее оживление все приняли Вовкино предложение, но когда стали конкретно называть имена поваров, никто не соглашался оставаться в поселке, все рвались в поле.
После этого настроение у меня поднялось. Показалось, что небо даже просветлело и солнышко настойчиво пробилось сквозь плотные облака.
Наконец пришла Фаина Ильинична. Она была одета в тренировочный темно-синий костюм и белые полукеды. На голове у нее красовалась капроновая панама. Под мышкой она держала небольшую сумочку из пластика, в которой лежал плащ болонья. Сейчас учительница была совсем не похожа на нашего воспитателя, а на девочку-старшеклассницу. И такая она нам очень понравилась.
— Вот я и готова, — оглядела она нас и весело улыбнулась. Я увидел две ямочки на ее белом лице. «Ой, — шепнула сзади Лена Тарелкина, — какая красивая наша Фаина». Значит, не один я обратил внимание на изменения в учительнице. Я подумал, что в детстве Фаина Ильинична была похожей на Тарелкину.
— Что ж, друзья, в путь? А где тетя Дуся? — спросила учительница, заглянув под пустующий навес летней кухни. Света Киреева, как из пулемета, прострочила свое печальное сообщение. Мы все согласны остаться сегодня без обеда. Но Фаина Ильинична не разделила нашего жертвоприношения. Лицо ее сразу утратило веселость и стало точно таким, каким мы привыкли видеть его при плохих ответах на уроках русского языка и литературы.
— Безобразие! — возмутилась учительница. — Мы ей надоели. Она не чает, когда отвяжется от нас…
Она замолчала и, подумав о чем-то, сказала уже не так сердито:
— Хорошо, обойдемся без такой поварихи. Правильно я говорю?