— Все-таки? — вздохнул он. — Вот ты, например, любишь поесть, попить. Так и земля. А мы чем ее поим-кормим? Пока ничем. Надеемся на небо. — Федор Федорович потянул на себя тормоз и сказал:
— Кончай политинформацию. Вылазь, приехали, — он встал на подножку и скомандовал:
— Шевелись, орлы! Мне еще подкрепление надо подбросить.
Все продовольствие и дрова мы сложили в одну кучу, пиджаки — в другую. Миша принялся помогать маме заправлять опрыскиватели, а мы разматывать веревки. Когда мы с Лисицыным, взяв веревку, побежали к полю, мама остановила нас и сказала, что надо заходить с подветренной стороны.
— А этот край совсем не трогайте, — предупредила она нас. — Здесь я попробую применить новое средство.
Я посмотрел на опытное поле. Оно было в сотни раз больше нашего пруда. «Эх, Генка, Генка, — подумал я. — Ничего бы мы с тобой вдвоем тут, конечно, не сделали».
Мама сказала, куда кому встать, и мы, натягивая веревку, вошли в густые упругие волны золотистой пшеницы. С первых шагов мы увидели на колосьях и стеблях темно-серые пятна. Они мирно покачивались на хлебе. И казались безобидными, но когда мы сняли руками несколько жуков и разглядели их на своих ладонях, мурашки забегали по нашей коже. Жуки противно шевелили лапами, жадно открывали рот, стараясь вцепиться в кожу ладони. Мы брезгливо сбросили их и вдавили ногами в землю.
Веревка, шурша, ползла по колосьям, сбивая жуков. Они, как желуди при сильном ветре, сыпались на землю.
Мы успели пройти одну делянку, когда грузовик привез девчонок. К моему удивлению вместе с ними приехал и Генка.
— Сенька, иди сюда! — позвал он меня, придерживая вчерашнего Леопарда. По сумрачному лицу друга я не мог точно определить, что произошло: то ли его опыты с будущей ищейкой закончились неудачей, то ли ему уже досталось от отца? Но когда мы отошли в сторону, Генка сердито посоветовал:
— Взгляни, кого мы купили у этого типа.
Только тут я начал пристально рассматривать собаку. Один глаз у нее был закрыт, верхняя губа рассечена так, что из-за нее была видна чернота вместо зуба. В довершение ко всему на шее и спине Леопарда шерсть кое-где была выдрана клочьями.
— Урод? — спросил я, опуская на землю трусливо съежившегося пса.
— Изуродовали. Хотели, чтоб злее был. — Генка опустился на корточки и ласково погладил собаку.
— Ничего, мы еще себя покажем, — заговорил он, обращаясь к собаке. — Правда, Леопардик?
Услышав свое имя, произнесенное совсем необычно, собака потянулась мордой к Генкиному лицу и издала подобие радостного визга.
— Видал, какой умный? — еще больше оживился Генка. — Все понимает, вот только говорить не умеет. А так, ну, ты знаешь, что ни скажу, все с полуслова понимает.
Все уже сошли с машины. Одни слушали объяснение моей мамы, другие вместе с Фаиной Ильиничной и Мишей Саблиным налаживали походную кухню. Федор Федорович, захлопнув капот, подошел к нам и насмешливо спросил, протягивая ногу в сторону собаки:
— Этот, что ли, будет помогать вам?
Леопард, зло сверкнув единственным глазом, ощерил изуродованную пасть и коротко рыкнул.
ebooksa