Света прыснула в кулак, а Грачев не упустил возможности отвести душу:
— Не отсюдова, а отсюда, темнота. Я же говорил: тебе еще год надо в четвертом сидеть.
Сконфуженный Лисицын моментально порозовел, отчего его густые конопушки сделались совсем бурыми. Паша не стал пререкаться, а, нагнувшись над стерней, начал усиленно искать потерянные колоски. А Генка, чтобы как-то оправдать свой уход, сказал:
— Вы не подумайте, что я хочу сачкануть. У меня, правда, голова болит. Я простудился здорово, когда лежал под дождем в тот раз, помните?
— А почему же мы не простудились? — спросила Киреева.
Синицын пожал плечами.
Сколько бы еще продолжалась эта перепалка, не знаю, но в это время подъехал грузовик с обедом и мы, забыв про Генку, побежали к машине. Зазвенели миски, ложки, оживленно загудела очередь.
— Уморились, работнички? — спрашивала тетя Дуся, наливая борщ в первые тарелки, — это вам не песенки разучивать.
Все благодарили повариху, а она с довольным видом кивала головой и говорила:
— Кушайте на доброе здоровье, набирайтесь силенок.
За обедом никто не заметил, как исчез Синицын со своей собакой. О нем вспомнили, когда, возвратив посуду тете Дусе, направились к пруду, чтобы смыть с себя пыль и усталость. И тут разгорелся спор, правильно или нет поступил я, назначив своего друга начальником разведки. Большинство было твердо убеждено, что Генке надо было сначала потрудиться в обыкновенных следопытах, проявить свои способности, а уж тогда претендовать на главного разведчика.
— Ах, Лена, — притворно вздохнул Грачев, — ты забыла о поговорке: не имей сто рублей, а имей сто друзей.
И чего они набрасываются на Генку? Чем он хуже их? Ну, немножко не любит дисциплину, зато у него фантазии столько, сколько нет во всех наших головах. Он веселый парень и не ябеда, и не жила, и не жадина. А то, что почти всегда какое-нибудь дело держит в секрете, так это у него характер уж такой. Если бы бы он или, вернее, не его коржик в театре, не было бы встречи с милиционером, не было бы рассказа о коммунарах, не было бы нашего отряда… Ну, это я, конечно, подзагнул. Кажется, Фаина Ильинична тоже кое-что знала о коммунарах и даже в музее договаривалась. Только как она договаривалась, если мы до сих пор не ездили туда, на встречу со старыми большевиками. Учительница сказала, что они все отдыхают и встреча может состояться лишь осенью, перед октябрьскими праздниками. Вот и получается, жди, когда рак на горе свистнет. Чтобы этого не ждать, мы решили сами идти к тем пенсионерам, адреса которых нам удалось разыскать. Закончим помогать маме и в путь.
Вдоволь накупавшись и наспорившись, мы вернулись в лагерь, и тут нас ждал еще один сюрприз. Оказывается, мама рассказала в конторе, какие мы молодцы, и главному агроному пришла в голову идея послать нас на сбор молочных початков сахарной кукурузы. Есть такая кукуруза. Ее городские жители очень любят. Но пригодна она лишь в пору молочной спелости. День перестоит — уже теряет свои качества. Тогда ее нужно держать до полного созревания, чтобы убрать на семена. И надо же было этой кукурузе достичь молочной спелости именно сегодня. Могла бы и подождать хоть недельку, пока мы соберем рассказы старых ветеранов войны и труда.
На вечерней линейке Фаина Ильинична сказала:
— Завтра весь лагерь идет на сбор початков.
Генка, узнав о таком решении, долго не мог прийти в себя. Он привязал в сарае Леопарда, выскочил во двор, возмущенно обвинил всех руководителей совхоза, а заодно и учительницу с директором школы в нечестности.
— Нет, — подливал я масла в огонь, — какой ход конем сделал Журавлев.
— Да, да! — только и мог сказать Синицын. — Журавль, а ходит конем.
— Ведь обещал нас не трогать, — вспомнил я в который раз заверения Дмитрия Петровича.
ebooksa