Застава в степи

22
18
20
22
24
26
28
30

— Конечно, тра-ля-ля делать легче, чем колоски и початки собирать, — упрекнул я Вовку, хотя в душе был за то, чтобы они хорошо выступили с концертом. Просто молчание Лены вселяло в меня все большее подозрение в правоте слов Лисицына. Сколько раз я собирался подойти к Лене после уроков и пригласить на пруд, в степь. Но мне все время казалось, что стоит это сделать, как весь поселок начнет смеяться надо мной и Леной. У нас уже было так. Сходили весной за цветами в степь Сережа Крымов и Света Киреева, так им потом прохода не давали. Те, которые поменьше, кричали: жених и невеста, а старшие презрительно усмехались и подковыривали: «Посмотрите: Ромео и Джульетта».

А вот Вовка Грачев не побоялся этих насмешек и ходит среди белого дня по поселку вдвоем с Леной.

— А ты попробуй сделать тра-ля-ля, — подзадорил меня Грачев, — тогда узнаешь, что легче, а что труднее.

Лена, наконец, подняла голову, серьезно посмотрела на меня и сказала:

— Ты так говоришь потому, что… потому, что у вас ничего не получается с красными следопытами и тебе завидно, что у других что-то получается. А это…

Я не стал дослушивать и заспешил домой. Я знал: речь она закончит призывом к справедливости. Но какая же это справедливость, если я сам хочу дружить с Леной, а с ней дружит Грачев. И чем он лучше меня? Только тем, что научился красиво говорить. Я тоже могу заучить умные слова из книжек, начитаться стихов. Даже сам могу написать специально для Лены стихотворение.

Я даже тут же придумал первые строчки будущего стихотворения. Они почти такие же, как у Пушкина. Только он писал, что помнит чудное мгновенье, а мне помнить нечего, Меня еще никто не ссылал в Михайловское. Лену я вижу почти каждый день, а иногда несколько раз на день. Поэтому у меня строчки будут написаны так:

Люблю я чудное мгновенье. Когда проходишь мимо ты,

У Пушкина дальше написано:

Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.

Последняя строчка мне подходит, а вот предпоследняя не совсем. Точнее — совсем не подходит. Хотя рифма там удачная «мгновенье — виденье», но смысл не тот. Лена не спутник и не космический корабль, чтоб мимолетно появляться и исчезать. Какие слова можно подобрать под «мгновенье»? «Волненье», «виденье», «невезенье». Вот именно, «невезенье». Кругом невезенье. А все из-за кого? Из-за Синицына. Ну, подожди, попадется он мне на глаза, всыплю ему за все.

Пока я думал, у меня голова разболелась. И я решил не ходить в лагерь.

Бабушка, как увидела меня, всплеснула руками и обеспокоенно спросила: не заболело ли дитятко? Я сказал, что не вполне здоров и завалился на диван. Бабушка разыскала градусник и сунула мне под мышку. Я немного подержал его там, потом достал. Посмотрел. Красная ниточка остановилась перед черточкой на шкале чуть выше цифры 36,5. Значит, нормальная температура. Бабушка начнет расспрашивать где был, с кем встречался, о чем разговаривал? Мне совсем не хотелось говорить ей о встрече с Вовкой и Леной и о стихах. Лучше-ка я сам себе нагоню высокую температуру и скажу, что у меня болит горло и разговаривать мне нельзя. Я несколько раз ударил ногтем большого пальца по шарику градусника, красная ниточка поднялась до цифры 40.

Когда бабушка вынула градусник и, подняв на лоб очки, глянула на шкалу, лицо ее побледнело, глаза испуганно расширились. Она попросила бога спасти и помиловать меня. Но потом, очевидно, усомнилась в силе божьей и решила вызвать врача. Я умолял ее не делать этого, обещая, что через час все пройдет и я стану на ноги, а пока попросил дать мне таблетку норсульфазола и положить на лоб мокрую тряпку.

Она выполнила мою просьбу и ушла на кухню. А я, достав с этажерки «Бронзовую птицу» писателя Рыбакова, в который раз принялся перечитывать приключения, которые произошли с Мишей Поляковым, Генкой Петровым и Славкой Эльдиновым во время поисков чертежа, запрятанного в бронзового орла. «Везет же людям, — думал я, перелистывая страницы, — приехали в деревню, нашли чертеж, откопали бриллиант, помогли поймать графа, а тут никак не удается напасть на след коммунаров». Им, конечно, хорошо было, они действовали все вместе, не то, что у нас. Один прячется ото всех, другой разгуливает с Ленкой, а третьи не показываются на глаза после похода по хуторам. Так мы и через год ничего не найдем.

Только я так подумал, как услышал за окнами знакомые голоса. Они звали меня. Я вскочил, распахнул окно и увидел Саблина, Крымова и Лисицына. Ребята были чем-то возмущены.

— Что случилось? Где вы пропадали?

— Мы-то нигде не пропадали, — ответил за всех Саблин, — а вот вы с Генкой прячетесь, как кроты. Один дома отлеживается, а другой с мешком по дорогам прячется. Третий день не можем вас разыскать и сказать: с кем встречались, о чем говорили, что записали.

— Да мы собирали колоски и початки, — сказал я, сбрасывая с головы мокрую тряпку.

— Мы тоже собирали, — сердито сверкнул глазами Сережка Крымов, — только не колоски, а зерна.

— Какие зерна? — не понял я.

— Не знаешь, — усмехнулся Крымов. — Те самые… Сведения о коммунарах.