— Конечно. Разве это честно, что вы вдвоем с Синицыным просидели под мостом до полуночи. А если бы он был не потерян, а украден и на вас напали бандиты?
В это время Генка остановил меня и сказал, что он сходит за велосипедом и догонит нас. Велосипед ему отец привез из города позавчера, когда отвез на базар почти всех уток и поросенка.
После нашего разговора в степи Федор Федорович все-таки сходил к Журавлеву, и тот пообещал в ближайшие дни достать путевку для Анны Петровны. На радостях Синицын-старший и купил Синицыну-младшему велосипед. И это было очень кстати. В других звеньях обязательно был хоть один велосипед, а у нас — ни одного. Я тут же назначил Синицына связным. И еще мы договорились из велосипедистов создать механизированную разведгруппу. Хоть мы и написали письмо во Дворец пионеров и теперь с нетерпением ждали ответа, но и от поисков на месте не отказались. Кто знает, может быть, нам удастся все-таки напасть на след хотя бы одного коммунара. Журавлев и тот не забыл спросить:
— Ну как ваши поиски?
— Пока никак, — признался я и тут же пожаловался: — Нам же никто не помогает, все только мешают. Посылают то на кукурузу, то на очистку зерна.
Дмитрий Петрович тяжело вздохнул, отчего его живот, и без того круглый, стал, как выставочный арбуз.
— Всем тяжело, Морозов, — выдохнул Журавлев после короткого молчания и начал говорить мне о небывалом урожае и коротком лете, о нехватке людей и своих бессонных ночах, потом похвалил нас за пионерские заставы на дорогах и спросил, нельзя ли перенести поиски коммунаров на осень и зиму.
Конечно, можно отложить поиски. Это ведь не хлеб, который нужно быстрее собрать и сдать государству. Но вдруг ребята с других хуторов опередят нас? Зачем вчера приезжал из Любимовского Петька Голубев? Интересовался, как мы живем, что делаем, подежурил вместе с Грачевым на заставе, передал какое-то письмо Фаине Ильиничне и отбыл восвояси. Он про коммунаров не спрашивал. Но может быть, это тактика у него такая?
Я рассказал обо всем Дмитрию Петровичу. Он улыбнулся и ответил, что чем больше пионеров включится в поиски, тем скорее мы найдем коммунаров.
— Кто будет первым, это не так важно, — заметил директор. — Все равно это будут наши, трудрассветские ребята.
С таким мнением я никак не мог согласиться. Это ему, Журавлеву, все равно, потому что он директор всего совхоза, а мы — пионеры своей школы, и у нас, между прочим, есть свои задачи. И нам хочется в соревновании выйти победителями.
— Нет, Дмитрий Петрович, — возразил я. — Мы с вами тут не согласны. Если говорить как вы, какая нам разница, кто первым сдаст хлеб государству: мы или «Красное знамя».
— Ну, Морозов, хлеб — это абсолютно другое дело, это — политика, это — не игра в следопытов.
Мне стало даже обидно, что такой умный человек, как Журавлев, а считает наши поиски игрой. Я понял, что никакой помощи от него не добьюсь, и поэтому быстро попрощался и пошел в лагерь.
— Вот почитай приятную новость, Сеня, — подошла ко мне Лена. — Читай, не стесняйся, — вложила она в мою руку листок с крупными буквами.
Это было письмо, скорее записка, дедушки Терентия Захаровича Тарелкина. Он писал Фаине Ильиничне (думал, что она командир красных следопытов), что одного из коммунаров звали Иваном, кажется, Гостюшиным, он его запомнил, потому что встречался с ним один раз в укоме партии. И был тот парень из металлистов то ли с Французского, то ли с Бельгийского завода.
— Так об этом надо написать ребятам в город, — предложил я.
— А может быть, лучше кому-нибудь из вас самим поехать туда, — загадочно улыбалась Фаина Ильинична.
Кого она имеет в виду? Себя, наверное. Я бы послал Генку. Он уж наверняка все разузнал бы.
— Ну ладно, — сказала учительница. — Мы об этом еще подумаем, а сейчас вам в дозор пора.