— Что же, мать не могла проводить?
— Мама в больнице, а папа на работе.
Теперь я посмотрел на него так, как он на меня в начале нашей встречи. Лицо у него доброе, немного печальное и почти совсем не загорелое. Наверно, он мало бывает на улице, возится с сестренкой, с Рексом, а может, даже сам себе покупает продукты и варит обед. Таким каникулам не позавидуешь. Я подумал, что вот сейчас он начнет рассказывать, как ему тяжело, скучно и противно. Но мальчик, поискав глазами резвящуюся собаку, спросил:
— А у тебя есть дома собака?
Я вспомнил Леопарда. Ведь наполовину он и мой. Значит, я имею право сказать, что есть. Тем более, что в последнюю нашу ночь я держал Леопарда на ошейнике, когда мы вместе с Петровым пришли ко двору Хамугина. Прыщ долго не открывал калитку, а когда узнал, зачем к нему пожаловали милиционер, кладовщик и мы, сразу распахнул калитку и сказал, что собирался разыскать Петрова, чтобы выяснить, кто ему подбросил пять мешков пшеницы.
— Но пропало двенадцать, — задохнулся от гнева Макеич. — Где же остальные?
— Не знаю, не знаю, — забубнил Прыщ.
Тогда я поднес Леопарду мешок и сказал:
— Ищи.
И он нашел. За сараем, в яме, закиданной досками, бурьяном. Вот какой у меня Леопард. Нет, не у меня, у нас, так вернее. И я сказал мальчику, какой у нас пес. Его Рекс и в подметки не годится Леопарду.
— Ну это еще как сказать, — заспорил он, — у нашего Рекса мать имеет почетную золотую медаль с выставки.
Но мне спорить не хотелось. Ну дали медаль и ладно. Я бы закон такой утвердил, чтоб собакам не за красоту давали награды, а за помощь человеку. Тогда бы наш Леопард наверняка орден получил.
— Тебя как зовут? — спросил мальчик.
— Меня Сенькой.
— А меня Женькой. Ты надолго приехал?
— Да нет. Вот найду коммунаров и уеду.
— Каких коммунаров? — спросил Женя, и глаза его загорелись, бледное лицо порозовело.
— Которые в нашем селе первый совхоз сделали.
— Сделали, а сами уехали?
— Это кое-кто так говорит. Но мы не верим. Мы думаем, их беляки и бандиты расстреляли.