Застава в степи

— Лучше давай завтра посмотрим. А то вдруг папа придет, а меня нет.

— Так ты не пойдешь со мной к Редькину?

— Пойду. Тут недалеко. Я успею.

У нас в совхозе перед вечером всегда душно бывает в июле, а здесь просто дышать нечем. От каменных стен, от асфальта, даже от низких чугунных оград пышет зноем, как от раскаленной плиты. И как тут только мальчишки живут, да еще что-то делают. Я бы, наверное, из Волги не выходил.

Улица Мира мне понравилась. Она широкая, а над ней справа и слева бросают тень на асфальт высокие старые акации. В глубине улицы на голубом небе четко вырисовывается купол чудного дома. Я думал, что это цирк, но Женя сказал, что это планетарий. Там в большом круглом зале установлен такой аппарат — планетарий, по которому и названо здание. Он показывает небо над городом, точно такое, какое оно бывает в эти часы и минуты. А рядом с планетарием стоит обсерватория с телескопом. Оттуда ребята из кружка юных астрономов ведут наблюдение за небесными светилами и за искусственными спутниками Земли.

Мы прошли магазин, витрины которого украшали платья и разноцветные ткани, и вошли во двор пятиэтажного дома. Тут было не так жарко. У подъезда в углу я прочитал на синей железке, что в квартире № 4 живет не Редькин, а Ершов. Я позвал Женю. Он прочитал ненужную нам фамилию и ничуть не удивился.

— Редькин — дедушка?

Я кивнул.

— Живет он с дочерью?

Я снова кивнул.

— Дочь замужем. Вот как твоя или моя мама. Так? И фамилия у них меняется.

Мы поднялись на второй этаж. На наш звонок дверь открыла молодая женщина с книгой в руке. Узнав, кто мы и зачем пришли, она пригласила нас войти, усадила в мягкие кресла, поставила на маленький треугольный столик вазу с яблоками, попросила, чтобы мы не стеснялись, были как дома. Из другой комнаты женщину спросили, кто пришел, и она весело ответила:

— Это ко мне. Земляки.

Мы вовсе не к ней. Мы к Редькину. Это, наверно, он интересуется. Я вытянул шею, чтобы заглянуть в ту комнату, но женщина засмеялась и сказала, что ее папа уехал на завод «Красный Октябрь» по просьбе пионеров и должен с минуты на минуту возвратиться. Она достала из вазы два красных яблока и протянула их нам. И начала меня расспрашивать, как мы живем в совхозе, достроили Дом культуры или все еще в гараже смотрим кинофильмы? А когда я сказал, что и больницу построили, и школу, и птичник, она удивилась и сказала, что мы молодцы, особенно Журавлев. А при чем тут Журавлев, когда все это построили бригады под руководством моего папы.

— Ну, конечно, — ответила дочь Редькина, которая стала теперь Ершовой. — И твой папа молодец.

Потом она стала расспрашивать о своих знакомых. Кое-кого я знал и отвечал про их житье-бытье, что слышал от взрослых, а Женька в это время беспокойно крутился в кресле и все поглядывал на часы. Я понял, что он думает об отце и сказал, что лучше мы зайдем к Маркелу Аникеевичу завтра, а то Женю дома будут искать.

— Только обязательно заходите, — поднялась Редькина-Ершова. — Папа будет рад вас видеть. Я уверена, что он вам поможет. Мне даже немножко неудобно перед вами.

Я удивился: за что?

— Сама когда-то жила в «Трудрассвете», активисткой считалась, а вот до этого не додумалась. — Мы уже вышли в коридор, когда раздалось два коротких звонка.

— А вот и папа, — заторопилась Редькина к двери. — Проходи скорее, к тебе гости.