— Пока нет, но могут. Пока ты развлекаешься, в стране такие дела творятся! В общем, вылезай из койки, отправляй бабу домой и гони сюда. Можешь даже не убираться, только дверь не забудь запереть.
Напоминание о бабе, так и не побывавшей в его койке, подействовало на опера угнетающе.
— Никуда я не поеду — болею. Расстройство желудка. И потом, с какой это стати? У меня же выходной!
— У меня тоже. Но выходные отменены.
— Как так?
— А так! Ты что, не знаешь или притворяешься?
— Не знаю чего?
— Да или переворот, или отставка Горбачева, или еще что-то. В городе танки, чрезвычайное положение. Ввели комендантский час и всех нас вечером отправляют в наряд задерживать нарушителей.
— Грищук, ты уже на работе пьянствуешь! Какой переворот, какой комендантский час?!
— Никто не пьянствует. Не веришь — включи телик.
— Уже давно выключил, так кроме дурацкого балета ничего не показывают.
— Включи прямо сейчас. У нас все отделение смотрит, даже клиенты из обезьянника.
Чертыхаясь, опер послушался совета. Грищук действительно не шутил и не дурковал.
Надоевший балет сменила известная группа лиц, с чувством и толком рассказывающая о происках врагов социализма и необходимости чрезвычайного положения для нейтрализации преступных элементов. Потом гурьбой последовали выступления рабочих, колхозников и самых лучших представителей трудовой интеллигенции с полным одобрением действий ГКЧПистов.
Так встретил утро 19 августа опер Малючков.
ЕЩЕ ОДНА ЖЕРТВА
— Чем за прозрение могу я заплатить?
— Безумием своим.
И если скажет смерть: Тебе пора
Не надо ныть: Твои часы спешат