Если верить слухам, в бедняжке совсем не наблюдалось сходства с кровавой убийцей, это был просто манекен из одного модного магазина Мэйфера, который потерпел крах.
Мистер Кобвел сделал ее немой наперсницей своих тайн.
В долгие часы безделья он беседовал с ней, не требуя ответов:
– Итак, мы утверждали, мисс Сьюзен, что Рев… Как? Ах! Ах! Я вижу, куда вы клоните! Нет, нет и нет! Не продолжайте, вы идете по ложному пути. Национальная слава? Вы говорите о Вестминстере и прочих ужасах из камня, которые позорят страну. Не хочу вас слушать, мисс Саммерли. Видите, я затыкаю уши. Такое умное и утонченное существо, как вы, не должно становиться жертвой подобных заблуждений! Поверьте, я глубоко сожалею об этом! Согласитесь, улыбнись мне судьба…
В конце концов, мисс Сьюзен Саммерли соглашалась со всем, что утверждал Грегори Кобвел, и между ними царило самое сердечное согласие.
Крохотный великий человек иногда печально вздыхал, вспоминая, что торгует сахарными щипцами и мисками, но быстро утешался, думая о «Великой галерее Искусств Кобвела», которая размещалась позади его магазина в просторном зале.
Туда вела лестница из шести ступенек, покрытая ковром. Зеленые занавеси и грязно-желтые витражи придавали ей сходство с моргом. И стоило переступить порог галереи, как это впечатление усиливалось, ибо зал пропах клопами, древесным жучком, пережаренным луком, нафталином и мочой.
Но вы забывали об этой вони, бросив взгляд на ослепительное убожество сего печального музея, удручающей безысходности которого не замечал лишь сам мистер Грегори Кобвел.
И хотя он приобрел свои экспонаты по бросовой цене, Кобвел считал подлинниками развешанные по стенам убогие репродукции французских живописцев – все эти Верне, Арпиньи, Энгры, Фантен-Латуры (персонажам последнего вернули приличие, облачив в плотные одежды); в вечном полумраке прозябали поддельные гобелены, фальшивый севрский фарфор, изготовленный в Бельгии мустьерский фаянс и, словно покрытая изморозью, стеклянная посуда.
Он с бесконечной нежностью взирал на варварские скульптурные группы, которые считал вышедшими из-под резца Пигаля и Пюже, и даже самих Торвальдсена и Родена.
В каждом уголке, словно бесценные сокровища, прятались абсурдные, гротескные изделия, раскрашенные во все цвета радуги – непристойные фетиши заморских островов, гримасничающие святые Испании в изъеденных молью одеяниях, фигуры, напоминающие о Брюгге, Флоренции или Каппакадокии, безумное скопище скучнейших предметов, по которым, не останавливаясь, скользил равнодушный глаз.
Дрожащей рукой Кобвел ласкал, будто не имеющие цены раритеты, эти грубые поделки, найденные по случаю и обреченные на уценку с момента их появления на свет. Когда он стоял, созерцая унылую белизну дриад из искусственного мрамора, стыдливо прячущихся во мраке ниш, его душа начинала стесняться от непонятной языческой набожности.
Он отказывался продавать выполненный из крашеного гипса макет Дархэмского собора. А на видное место; рядом с застывшей маской неизвестного диумвира, водрузил миниатюрный дромон из разноцветного дерева.
– Мисс Саммерли, – торжественно восклицал он, будучи в особо меланхолическом настроении, – Лондон не признал меня, а я не хочу признавать Лондон. О, я вижу, куда вы клоните, мой распрекрасный друг! Вы считаете, что после моей смерти сии бесценные сокровища заполнят какую-нибудь залу Британского Музея, а на двери ее, обитой железом, начертают «Коллекция Грегори Кобвела». Ну, нет! Этого не будет! Неблагодарный город никогда не удостоится чести лицезреть эту красоту!
Он ни разу не открыл своей посмертной воли, а мисс Сьюзен ни разу не проявила любопытства.
Грегори Кобвел в одиночестве съел свой завтрак – салат из портулака и жареного лука, изготовленный в запущенном закутке, который гордо именовался «офисом», выпил каплю любимого бодрящего напитка – смеси джина с анисовкой и в почтительном безмолвии постоял перед потемневшим полотном кисти непризнанного гения. Затем покинул «Галерею искусств» и уселся перед широкой витриной магазина, выходившей на главную площадь, совершенно безлюдную в этот час, ибо вдова Пилкартер, дремавшая в плетеном кресле на пороге своего дома, за человека не считалась.
На фоне кабачка, где возчики ожидали, когда спадет жара, чтобы продолжить свой путь, вырисовывался приземистый силуэт телеги, нагруженной блоками белого камня.
– Камень из Фовея, – заявил мистер Кобвел. – Он ничего не стоит, ибо мягок и ломок.
Он призвал в свидетели невозмутимую мисс Саммерли, чья сверкающая нагота была прикрыта голубой мантией, придававшей ей некоторое высокомерие.
Мистер Кобвел ухмыльнулся.
ebooksa