Готический роман. Том 2

22
18
20
22
24
26
28
30

– Там, в парке, солдаты нечаянно застрелили какую-то женщину.

– Чьи солдаты, наши или французы? – деловито осведомился стоящий в очереди за Ури старичок. Но Ури не стал ждать ответа.

– Какую женщину? – с трудом выдавил он из себя, почему-то сразу уверясь, что речь идет о матери.

– Случайную прохожую, не из местных.

Ну конечно, это мать! Не помня себя, Ури метнулся было к выходу, однако почтовая девочка остановила его:

– Вы не заплатили, мистер.

Ури сунул руку в карман, пытаясь выудить оттуда мелочь, но монеты выскальзывали из его трясущихся пальцев, так что он в конце концов швырнул на стойку бумажку в пять фунтов и бросился вон.

– Ваша сдача, мистер! – закричали ему вслед сердитые голоса, но он даже не обернулся.

Ури бежал по улице, не твердо зная, куда и зачем бежит. Образ окровавленной матери, упавшей, раскинув руки, на холеный английский газон, странно сливался в его сознании с хрупким обликом зеленой бабочки, которую она получила вчера в подарок от Карла. «Черная метка», – выплыло откуда-то из полузабытых закоулков детского чтения.

Однако, когда он добрался до конца улицы, пульсация крови в висках слегка поутихла и сошедшие с рельсов мысли начали постепенно возвращаться в рамки естественной логики. С чего он взял, что убитая женщина – его мать? Только потому, что она на его глазах ушла в парк рука об руку с Карлом? А зачем, собственно, Карлу ее убивать? Да и Карл ли он? Может, он и впрямь тот, за кого себя выдает – скромный архивариус, ни разу не покидавший пределы Чехословакии?

Ури перемахнул через забор школьной спортплощадки, прислонился к футбольным воротам и, утирая пот со лба, приказал себе успокоиться. Сердце уже не колотилось так отчаянно, позволяя глазам лучше видеть и ушам лучше слышать. Вокруг расстилалась изумрудная благодать погожего английского дня, шелестели листвой тополя, в ветвях щебетали птицы, в траве стрекотали кузнечики. Где-то близко, на миг нарушая эту мирную летнюю симфонию, хлопнула дверца и заурчал мотор отъезжающей машины. Когда Ури припустил в сторону парка, он увидел удаляющийся белый пикап. Рядом с головой бабочника на фоне ветрового стекла чуть покачивалась еще одна голова в белой теннисной шапочке.

У ворот парка беспорядочный поток выходящих завихрялся мелкими струйками, прорываясь сквозь целенаправленный поток входящих. Внутри за воротами среди пивных киосков и палаток со снедью колыхалась яркая праздничная толпа, которой было явно невдомек, что где-то рядом какие-то солдаты застрелили какую-то женщину. Ури нерешительно побродил в толпе, пока не сообразил, что разумней всего пойти в павильон жюри и найти Меира, – тот, конечно, должен уже знать, если и впрямь что-нибудь случилось.

Не успел он пробежать и ста метров по обсаженной сиренью аллейке, как еще издали увидел мать, слава Богу, живую и здоровую. Облокотясь о тележку для гольфа, она стояла на противоположном краю рассекающего парк оврага, оживленно обсуждая что-то с сидящей в тележке миссис Муррей и суетящимся вокруг них отцом Георгием. Радостно устремившись к ним, Ури, готовый в эту минуту полюбить всякого, кто попадется ему на глаза, с благожелательной усмешкой наблюдал, как при каждом слове красноречиво вздымаются вверх руки неугомонного священника. И только подойдя к ним почти вплотную, он заметил что-то неладное.

Мать явно была не в себе и голос ее звучал скорей истерично, чем возбужденно. А миссис Муррей вовсе не участвовала в разговоре, – она застыла в странно неестественной позе на откинутой назад спинке сиденья. Только отец Георгий был полон энергии, как обычно.

– Садитесь обратно за руль, красавица, – решительно скомандовал он, не замечая Ури, – и тащите эту проклятую тележку на ту сторону…

Зато Клара сразу заметила Ури и, бросилась к нему, не дослушав речь священника:

– Нас заставили ехать в обход, – выкрикнула она на иврите.

На это Ури, уже вполне владея собой, вежливо отозвался по-английски:

– Простите, что вы сказали?

– Ури! – крик Клары взлетел вверх на такой высокой ноте, что кто-то из идущих мимо заинтересованно оглянулся.