Стая

Где-то вдали (там, у летнего пивбара?) завывала сирена.

Граев распахнул дверцу:

– Садись, быстрее!

Но с места тронулся не торопясь, аккуратно. Не привлекая внимания.

2.

Машина Райниса – неприметная белая «четверка» – стояла рядом с домом, под навесом. А на входной двери красовался здоровенный навесной замок. Впрочем, это отнюдь не означало, что дом пуст и заперт снаружи. Замок был фикцией – крепился лишь к полотну двери, не мешая ей открываться. Три дня назад Макс сам повесил эту декорацию – дабы пресечь постоянные и назойливые попытки соседей-зареченцев привлечь Райниса к ежевечернему распитию картофельной самогонки.

За два с половиной часа наблюдения никто не выходил из дома. Никто не приближался к нему снаружи. Но один раз – всего один – Макс увидел за полураздернутыми занавесками какой-то намек на движение в глубине комнаты, какую-то смазанную тень…

Засада.

Райниса, надо понимать, там нет. Райнис, скорее всего, сидит сейчас у Крымаря, – и отнюдь не угощается чаем с баранками. Макс знал это по собственному опыту, хотя врезали ему достаточно беззлобно, для порядка. Не было резона для серьезных расспросов. Что, в самом деле, можно узнавать у мелкого проезжего мафиози, дотла проигравшегося в казино и решившего поправить дела, банально взяв на понты подконтрольную Джазмену точку? Нечего у него выпытывать, дать по сусалам – и в реку. Именно так с Максом, изображавшим рекетира-неудачника, и поступили.

С Райнисом разговор будет вдумчивый, но завершится так же и там же – на рассветном мосту. Вот тогда-то и надлежит выйти на сцену в роли ожившего утопленника. Благо не все орлы Джазмена посвящены в его игрища. А рыбачий домик, из которого Джазмен плавает на осмотр экспозиции – вообще тайна для многих. Крымарь, к примеру, туда Макса не доставил. Сдал с рук на руки Гоше-гориллоиду…

Так что утром на мосту шансы будут. Только не с выломанной в лесу дубиной, а с пушками, одолженными у ребят, сидящих сейчас в засаде. Ждут они там другого очкарика-ботаника, дружка Райниса, что должен сегодня явиться за свежеотснятой кассетой. Больше им ждать вроде и некого. А Макс их неприятно удивит. Как выражается Джазмен, всю оставшуюся жизнь будут удивляться.

Такой вот план.

Не Бог весть что, но другого у Макса не было. Не учили его оперативному планированию. Учили совсем другому.

Он вышел из леса небрежной походкой прогуливающегося дачника. Подошел к ограде участка и перемахнул ее, от души надеясь, что все внимание наблюдателей приковано к противоположенной стороне, к единственной улице-дороге Заречья, тянущейся между домами и рекой.

Дверь с псевдо-замком не скрипнула, Макс сам старательно смазывал петли. Он пересек сени, толкнул вторую дверь и оказался внутри дома – без резких движений, способных вызвать стрельбу. Сначала стоит разобраться, что к чему…

Удалось – выстрелы не прозвучали. Вместо них раздался спокойный голос Райниса:

– Проходи. Что встал на пороге?

Журналист сделал приглашающий жест левой рукой. В правой он сжимал пистолет. Длинный глушитель был направлен на Макса…

По-русски Райнис говорил хорошо. Прибалтийский акцент не слышался – так, лишь слабый намек. Чуть-чуть мягче, чем в русской речи, звучали согласные, что придавало словам журналиста некую задушевность…

Но Макс смотрел растерянно, словно Райнис обратился к нему на малоизвестном полинезийском диалекте, которому в детдомовской школе как-то не учат. Или, по меньшей мере, на английском, которому Макса в означенной школе учили, но так и не выучили.