— Мы получили приказ разогнать сборище, — объявил он. — Пожалуйста, немедленно разойдитесь.
— Мы не можем, — крикнул кто-то из людей, — Мы мертвы!
Полицейский замолчал.
— Послушайте! — воскликнул я. — Это же полный абсурд! — Несколько человек обернулись в мою сторону, — Ваша игра официально объявляется законченной! Те, кто занимается в моих группах, могут вернуться в школу, и мы выясним, кто победил, при помощи логики. — Те, кто смотрел на меня, отвернулись. — Выслушайте меня!
Но произошло то, чего я всегда боялся: чем больше я говорил, тем дальше от меня оказывались люди. Наконец ко мне подошел полицейский.
— Сэр, мы справимся с этим.
— Я только хотел сказать им…
— Прошу вас, сэр, это наша работа.
Горло у меня перехватило, и я испугался того, что могло произойти, если бы я снова заговорил. Я покинул площадь и свернул на Кленовую улицу. Позади раздались крики. Потом послышался резкий щелчок, и в воздух поднялась струя зеленого дыма. Я не знал, что там происходит, и так и не смог выяснить. Даже «Коммонсток газет» промолчала об этом происшествии, как будто и площадь, и все, кто на ней был, выпали из поля зрения. Если я правильно помню, главной темой номера стала выставка роз в соседнем городке Иствуде, и две полосы занимала статья о росте напряженности в мире.
Я пришел домой и включил телевизор. В новостях показывали Нью-Йорк, поскольку то место, в котором сражались наши войска, стало слишком ужасным. А здесь люди стояли вдоль своих домов и размахивали американскими флагами. Светловолосый парнишка, завидев камеру, прошелся колесом. Босые пятки мелькнули в воздухе.
— Деннис! — позвал его отец. — Деннис, иди сюда!
— Как вы можете видеть, — рассказывал военный корреспондент, — ситуация в городе контролируется.
Дальше следовал репортаж о небольших беспорядках, потом камера показала часовых, охраняющих гору ботинок. Министр в своем выступлении перед представителями прессы призвал их к спокойствию.
— Мы провели конфискацию ножных принадлежностей противников, — сказал он, — чтобы лишить их возможности передвигаться в вертикальном положении.
Я не мог вынести его манеру речи. Почему он сказал «ножные принадлежности», если имел в виду обувь? А «передвигаться в вертикальном положении», вместо того чтобы просто ходить? Люди стояли на коленях в центре Манхэттена.
— Сейчас вы видите их на коленях, — продолжал министр. — Но мы не остановимся, пока не поставим их на четвереньки.
Я пожалел, что Джейн нет дома и не с кем обсудить речь министра. Может, на почве общей неприязни к министру мы сошлись бы во мнении. Настал вечер, потом ночь. Я вышел во двор. Грубер работал при электрическом свете. Он закончил копать и теперь изготавливал кирпичи из глины и соломы.
— Привет, Грубер, — окликнул я соседа и подошел к проволочной сетке, разделяющей наши владения. — Ты не видел мою жену?
— Нет, не видел.
— Ты делаешь кирпичи.
ebooksa