Огромным напряжением воли, словно это было последнее усилие его жизни, он в один миг — сжав губы, не смежив веки — смог увидеть весь сон бытия Гарриет, весь целиком: исчезнувшего отца, увядшую в тени мать, слияние неподвижного света на столе с бегущим светом в заброшенном доме.
— Я очень одинока.
— …вы можете пользоваться мной, когда захотите.
— …вы смотрели на себя в зеркало?
— Ты видел, как они вчера гляделись в зеркала? — сказал Арройо, вскакивая на вороного коня рядом с гринго, сидевшим на своей белой кобыле.
Старик посмотрел на него из-под седых бровей. Обвисшие поля старого «стетсона» не смогли скрыть ледяного голубого взгляда. И утвердительно кивнул.
— Они никогда не видели себя в зеркале во весь рост. И не знали, что их тело — это не только видимые ими куски или осколки отражения в реке. Теперь-то они знают.
— Поэтому и не был сожжен танцевальный зал?
— Ты прав, гринго. Именно поэтому.
— А почему уничтожено все остальное? Что вы от этого выиграли?
— Взгляни на эти поля, индейский генерал, — сказал Арройо, быстрым и усталым движением руки сбросив с головы назад свое сомбреро, которое, повиснув на ремешке, прикрыло ему спину. — Здесь трудно чему-нибудь вырасти. Кроме воспоминаний и ненависти.
— Вы думаете, что обида может идти в ногу со справедливостью? — улыбнулся старик.
Арройо не ответил, бросив на ходу:
— Подъезжаем к отрогам сьерры.
Вот, значит, где все случится. Старик посмотрел на вершины гор, ощерившихся желто-базальтовыми клыками. Каменистые отроги сьерры походили на уснувших старых зверей, которые выползли из нутра горы, бесконечно равнодушной, сотворившей самое себя. Но старик тут же вернулся к мысли о том, что засевшие там, наверху, федералы отнюдь не спят. Надо быть начеку, как тогда, когда волонтеры из Индианы помогали Шерману ликвидировать остатки мятежного войска Джонстона после поражения при Файетвилле в войне между Севером и Югом. И до жути знакомое, но почти забытое чувство вдруг охватило старого гринго, чувство, пережитое в юности, когда он страстно желал воевать на стороне северян, голубых, вместе с юнионистами, против южан, серых, против мятежников, ибо ему представлялось, что его отец воюет на стороне Конфедерации против Линкольна. Ему так хотелось, потому что виделось: в драме революции сын идет против отца.
— Они нападут или сейчас, или никогда, — сказал старик, мгновенно упав с небес на землю, как ястреб на добычу. — Сейчас мы у них на виду.
— Если нас атакуют, мы будем знать, где они засели, — сказал Арройо.
Пули пробили корку земли метрах в двенадцати от них.
— Ишь, не выдержали, — усмехнулся Арройо. — Оттуда нас не достать.
И велел отряду остановиться; все спешились. Все, кроме старика. Тот ехал трусцой, как ни в чем не бывало.
ebooksa