— Выводы на нее на каждой контрольной панели и на всех телефонных аппаратах.
— Тревожная кнопка не работала. Странная подробность для сна, правда? Очень уж специфическая.
Никки развернулась на стуле, чтобы посмотреть на картину с Наоми, Захом и Минни. На их незаконченные лица.
Стефания ничего не знала о трагедии, пережитой Джоном двадцатью годами ранее, но после короткой паузы спросила:
— У Джона все в порядке?
— Ты о чем?
— На работе. Со здоровьем. И ваши отношения… всё хорошо?
— Стефи, у нас всегда все хорошо. Джон — милейший из людей.
— Я ничего такого и не имела в виду. Я люблю Джона, действительно люблю, что я хотела сказать… не знаю. Это все чертов сон, Никки. Думала об этом весь день. Старалась сообразить, что к чему. Ты знаешь, какие эти сны. Смысла ты не понимаешь, нет уверенности в том, что видела.
Николетта смотрела мимо картины на зеркало, наполовину скрытое темным фоном. Она не нарисовала темную фигуру, которая проявилась на пяти фотографиях, но буквально ожидала увидеть ее на картине.
— Утром я первым делом позвоню на фирму, которая обслуживает нашу охранную систему, — пообещала Николетта. — Попрошу их приехать и все проверить. Тебе от этого станет легче?
— Да, — ответила Стефи. — Это всего лишь сон. Все это так глупо. Но полегчает.
— Надеюсь, мне тоже, после того как ты бросила сороконожку мне за шиворот.
— Извини, Никки. Я не хотела тебя пугать. А может, немного и хотела. Этот сон просто потряс меня. Не сердись, ладно?
— Не могу, Стефи. Я до смерти тебя люблю.
— Слушай, давай без таких слов.
— Извини. Как Гарри? — она спрашивала про мужа Стефании. — Все еще носит платья своей матери?
— Носит что?
— Платья своей матери… а потом убивает сексуальных блондинок, когда те принимают душ?
— А-а, я поняла. Расплачиваешься за Джона. Я этого заслуживаю. Увы, Гарри по-прежнему носит платья своей матери, но, по крайней мере, блондинок убивать перестал.