Луна - Солнце мертвых

22
18
20
22
24
26
28
30

И тогда он сказал. Он сказал:

— Понимаете, вся беда в том, сударь, что я не могу без риска для собственной жизни получить это кольцо от вас… такого, какой вы сейчас.

— И что же? Где выход?

— Он есть. Только мы предварительно вынуждены будем произвести над вами маленькую, почти совершенно безболезненную операцию, посредством которой…

И тут я все понял…

Я понял все и отчаянно забился, пытаясь вырваться из ужасных тисков Влада. Но это было все равно что бороться с медведем: я извивался как уж, брыкался, бил его ногами, изрыгая ужасные проклятья, — все бесполезно, в лапах этого чудовища я был не опаснее младенца.

Тем временем Карл вопросительно посмотрел на Эрцебет:

— Где?.. — И замолчал.

Ведьма показала рукой на дверь в стене.

— Он уже готов?

Эрцебет пожала плечами:

— Наверное. Ему было приказано сидеть там и ждать сигнала.

Управляющий удовлетворенно кивнул:

— Ну что ж, тогда, думаю, и в самом деле пора.

Он быстро подошел к стене и три раза стукнул кулаком по массивной дубовой двери. Удары получились громкими, зловещими, гулкими, и — о боже! — оттуда послышалось заунывное глухое рычание.

Признаюсь, готовясь к встрече с Эрцебет, я предполагал, что придется пережить многое. Но такое… Казалось, мы с Яном предусмотрели все мыслимые и немыслимые варианты развертывания событий, однако того, что на сцене появится перевоплощенный до конца оборотень, не предполагали ни он, ни я. Почему-то мы вообразили себе, что это первое, так сказать, официально-представительское рандеву с истинными (теперь я в том уже не сомневался) хозяевами Волчьего замка будет носить более цивилизованный и дипломатический характер.

В общем, в какой-то момент, от страха и безысходности, я даже перестал кричать и пинать своего мучителя, хотя и до этого он никоим образом не реагировал на мои пинки, а крик и подавно. Да и что могли сделать какие-то тычки и вопли мертвецу.

И тут дверь медленно приоткрылась, и я увидел то, что и ожидал, увы, увидеть, — з в е р я…

Он стоял на пороге, широко расставив когтистые лапы, и при взгляде на чудище я сразу же вспомнил рассказ графского садовника о гибели его брата.

Действительно, зверь этот был крупнее самой большой собаки, какую мне только приходилось когда-либо видеть, с коротким толстым хвостом и мощным, точно у матерого медведя, загривком. Его уродливая морда походила одновременно и на волчью, и на медвежью, и на обезьянью. Острые плоские зубы, не помещаясь в приплюснутой пасти, торчали наружу, свисая на черные губы. Маленькие, как у свиньи, налитые кровью глазки горели неукротимой злобой.