Вход в сады Порфирия был похож на арку Тита – так мне показалось из-за аляповатых розеток, украшавших мраморный свод. Заметив, что я их рассматриваю, Порфирий сказал:
– Такие украшения ввели при Веспасиане. Лично мне они кажутся подобием язв, появляющихся иногда на теле у слишком прилежных учеников Венеры.
– Требуется искусство, чтобы придать мрамору такую изощренную форму, – ответил я вежливо.
Порфирий засмеялся.
– Наше время полагает, что простая плоскость чем-то уступает суетливо изрезанной архитектором. Именно поэтому вокруг упадок и воровство, Маркус.
– А какая связь, господин?
– Чтобы украсить одно место, надо ободрать множество других…
Императору идет быть философом, подумал я. Поскольку он и есть то самое украшенное место, ради которого ободрали все остальное, философия добавляет ему такого блеска, какого не дадут никакие драгоценности…
Но вслух, конечно, я этого не сказал.
За аркой начинались полные неги сады. Журчали фонтаны, слепили белизной мраморные беседки. Раскрашенные статуи богов и героев, стоящие в аллеях, казались почти живыми. Вернее, они как бы намекали, что, помимо жизни и смерти, есть какое-то другое состояние, уютное до чрезвычайности.
Храм Порфирия мало походил на придорожную арку по стилю – он был строг, выверен в деталях и радовал сердце классической простотой своих колоннад. Золота и статуй было немного, в меру.
Нас никто не встречал. Я не сомневался, что в саду есть люди – но они прятались весьма искусно, и вокруг не было видно ни души. Раз император хочет уединения, горе тому, кто его нарушит.
Но к нашему приходу определенно готовились – здесь фрументарий Секст не ошибся.
Перед храмом стоял алтарь. К нему был привязан иссиня-черный бык, косивший на нас кровавым глазом. Он вел себя спокойно.
Мы подошли к алтарю.
На мраморной доске горели золотом обычные для подобного места слова:
«Божественным домом», для вечного спасения которого было возведено все вокруг, именовали, конечно, самого Порфирия в надежде на силу его чресел, долженствующих подарить империи наследника. Теперь дело за Антиноем, подумал я, парню надо постараться. Впрочем, есть же еще усыновление, юристы. Лучшие из императоров приходили к власти именно так.
Под надписью, как положено по древнему обычаю, висели бычьи черепа с болтающимися на рогах пестрыми лентами. Их вид всегда навевал на меня почтительное смирение. Сейчас, однако, ничего подобного я не ощутил.
– Что думаешь, Маркус? – спросил Порфирий.
– Честно, господин?