Огненный перст

– Хас-кульд! Хас-кульд! – закричали в зале. И еще. – Дюр! Дюр!

– Что это за слова?

– Хаскульд – имя. А дюр значит «зверь». Наверно, прозвище. Как он сложен, ты только посмотри!

Но Дамианосу было неинтересно, как сложен Хаскульд-Дюр. Аминтес не сводил глаз с конунга. Что он за человек? Как себя с ним держать?

– Уаааа!!! – выдохнула сотня глоток. – Дю-ю-юр!!!

Краем глаза Дамианос увидел, как в воздухе, кувыркнувшись через голову, пролетело тело и шмякнулось о столешницу, с которой посыпались кувшины и миски.

Рорик восхищенно ударил кулаком по столу. Хельги чуть скривил угол тонкогубого рта. Не любит Хаскульда? Интересно!

А победитель возвращался к столу, сияя ясной, нисколько не кичливой улыбкой. Принял из рук князя рог, осушил до последней капли, стал одеваться.

Проснувшийся от воплей Урм глядел на всё подряд в оптическую трубку и изумленно качал головой.

«Варвары как варвары, – сказал себе Дамианос. – Чтут силу, боятся непонятного».

После сказителя и борцов всеобщим вниманием завладел карлик, у которого вместо штанов была надета рубаха, а вместо рубахи штаны. Это, очевидно, был шут. Он еще только выкатился в центр залы, а викинги уже покатились от хохота. У всех примитивных народов примерно одинаковое представление о смешном – Дамианос давно открыл для себя эту истину.

Шут потешал публику тем, что делал всё наоборот: поел из блюда задницей, потом отрыгнул что-то изо рта; прошелся на руках, а вместо головы пристроил шлем, зажав его ногами; довольно ловко побегал спиной вперед. Потом схватил здоровенный обглоданный окорок, приставил его спереди и исполнил похабный танец, приставая по очереди то к одному викингу, то к другому. Каждая проделка вызывала взрыв хохота.

За верхним столом веселился лишь Хаскульд-Дюр. Урм снова задремал. Хельги с серьезным видом что-то втолковывал князю. Тот слушал, кивал.

Вдруг, словно почувствовав устремленный на него взгляд, Хельги обернулся и встретился с Дамианосом глазами. Лишь теперь хёвдинг, кажется, вспомнил о бродячем лекаре. Что-то коротко сказал Рорику и поманил аминтеса к столу.

Дамианос подошел и поклонился. Проклятый годи всё не просыпался, а его заступничество было бы кстати.

– Конунг желает знать, кто ты на самом деле. Говори правду – иначе умрешь, – сурово молвил Хельги.

Рорик смотрел на чужака без любопытства. Кто это такой и умрет он или нет, конунгу было все равно.

– Хорошо. Я скажу правду. – Дамианос уже решил, как себя вести, и был спокоен. – Я вижу, что тебе, хёвдинг, врать не надо. Я не славянин. Я византиец из Константинополя. Женщина тоже. Ты был прав. Она не больная. Она моя помощница.

Глаза молодого сузились. Он быстро перевел сказанное, и Рорик воззрился на аминтеса уже по-другому – с интересом. Что-то негромко проговорил.

– Если правда, его нам Тор послал, – прошелестела за спиной Гелия, переводя. – Проверь, правду ли говорит и много ли знает.