Издали приказала:
– Отпустите. Он ко мне.
У Шкиряты ворот на мокрой рубахе был надорван, на щеке кровоточила ссадина, взгляд дикий.
– Госпожа, лихо! – закричал он, да осекся – Каменная грозно тряхнула посохом: не вопи!
Взяла за локоть, оттащила подальше от чужих ушей.
– Что?
– Напали! Корелша, Марфин пес! Утром, когда мы уж и не ждали. С воды, на лодках! Туман над озером, не видать!
У Настасьи потемнело в глазах.
– Захватили?
– Нет… – Шкирята поправился: – Когда я вырвался, мои сторожа еще держались. В тереме заперлись. Но долго им не выстоять. Моих всего пятеро, а с Корелшей паробков десятка два. Они на берегу сосенку рубили, таран делать… А я в воду, и вплавь… На берегу у нас конюшня… И сюда, к тебе! Поспеши, боярыня!
В роковые минуты – а их в Настасьиной жизни было немало – мысль у нее не сбивалась, а начинала работать вдесятеро быстрей обычного.
«Вот, стало быть, что Марфа удумала. Ах, змея аспидная… Ночью она нападать и не собиралась. Ей надо меня на время веча из города убрать. Потому они и утра дождались. Что делать? Что?»
– Захара ко мне!
Лука, ни на шаг не отстававший от хозяйки, удивился:
– Он на кругу. Ему скоро перед народом говорить…
– Живо!
Побежал.
Настасья поглядела, кого можно взять. Паробков с ней было мало, все те же шестеро, что ночью. К тому же безоружные – на вече нельзя.
– Вы, шестеро! Бегите на двор. Оборужьтесь. Доспехов не надевайте, некогда. Если кого годного там увидите, берите с собой. На коней – и махом к Антоновским воротам. Мою Чайку заседлайте, с собой возьмите. Там встретимся.
Побежали и эти.